2. Голубое, жёлтое… чёрное
И пришёл новый день. Голубое на ней было платье,
а под цвет ему лента в её волосах золотистых.
У подножья холма Марк недолго стоял. В небе чистом
ни следа облаков, а на сердце взволнованном счастье.
Марк ещё постоял, ждал, чтоб горло теснить перестало,
а потом на вершину взошёл. Красота опьяняет.
Рядом с девушкой стал. Ветер ленточкой вольно играет.
Видит шейку её и дыхания снова не стало.
И когда повернулась она и с улыбкой сказала:
«А я думала вы не придёте, но не угадала!
Добрый день»,– он ни слова промолвить не мог очень долго.
«Но я здесь,– Марк сказал наконец,– Как приятно – вы тоже»!
«Да,– ответила Джулия,– Я вам рада. Какая красивая осень».
На холме на траве, как скамья из гранитных обломков.
Вот и сели они на неё. Трубку Марк набивает.
Он привычно ладонью её защищает от ветра.
«Папа, так же, как вы курит трубку уж добрых полвека
И, как вы, он ладонями нежно её прикрывает»!
Марк пустил струйку дыма. Её утащил ветерок похититель–
голубого сентябрьского неба законный властитель.
Марк её попросил: «Об отце мне своём расскажите.
О себе расскажите, что можно, ведь мне интересно»!
И она рассказала о жизни в квартале известном.
«В Коун-сити отец мой потомственный житель»!
Двадцать лет ей исполнилось, скоро опять день рожденья.
Папа физик. Всю жизнь на правительство он проработал,
а сейчас он на пенсии. Мать умерла. Уж три года,
как ушла она. Ныне хозяйство ведёт без сомненья
лично Джулия. Марку всё было понятно и ясно:
нет не лёгкая доля у девушки этой прекрасной.
О себе рассказал он, об Анне своей и о сыне.
Джефа в будущем видит отличным своим компаньоном.
Это место ему он мечтает представить законно.
И ещё рассказал о любимой своей половине,
что она фотографий не любит домашних, приятных,
что в день свадьбы она отказалась с друзьями сниматься,
что от съёмок она всякий раз норовит уклоняться
и, что страх у неё перед фото совсем непонятный.
И о том, как втроём в турпоходе они побывали,
и какие края в путешествии том повидали.
Марк умолк, и она, улыбнувшись печально сказала:
«Ах, какая у вас золотая семья! Я б хотела
в вашем времени жить и полезной в нём быть и умелой»!
«Вас машина такая в любое бы время примчала,–
Марк сказал,–и для вас не вопрос к нам сюда перебраться»!
«Нет, не так- то легко! Да и папу я там не оставлю.
И полицию времени тотчас на поиск направлю!
По векам и годам можно тем лишь из нас пробираться,
кто историк госслужбы. Такое дано ему право.
Все другие, согласно закону, конечно неправы»!
«Вам, я вижу, пока сходит с рук это славное дело?–
Марк заметил смеясь,– вы сюда прибываете смело»!
«Потому лишь, что папа собрал нам такую машину!
Он её изобрёл, и полиция вовсе не знает,
что во времени дочка его каждый день разъезжает»!
«Так, закон, значит, вы нарушаете здесь, на вершине»?
«С точки зрения нашей полиции, да, нарушаю.
Но у папы другая концепция. С ней я согласна».
Расскажите о ней. Я хочу, чтоб и мне стало ясно,–
Марк сказал, а подумал: «Рассказывать не помешаю!
Пусть её фантазирует! Пусть говорит, что угодно,
лишь бы голос звучал и летел над простором свободно»!
«Для начала скажу, что учёные наши считают:
«Никогда и никто в прошлом мира не должен являться.
Факт визита его парадокс. И не должен свершаться,
так как в будущем он перемены собой вызывает.
А у папы концепция времени вовсе иная:
«Книга времени ныне во всей полноте проявилась.
Что случиться должно было в мире, то в нём и случилось.
Значит, если кто-либо дела в старину совершает,
то они и сейчас без участья его не свершатся.
потому посещать старину нам не нужно бояться.
Никакой парадокс не возникнет. Всё будет, как было»!
Марк втянул сладкий дым, он услышанным очень взволнован.
«Ваш отец… о таких говорят, будто Богом целован!
Засияли глаза, и лицо у неё засветилось:
«Сколько книг, море книг перечёл, изучил мудрый папа!
Гегель, Кант и Эйнштейн и Кун-Цзы, и Ньютон осторожный.
Я ведь тоже прочла не одну, поняла, что возможно,
что о времени пишет Восток, что писал мудрый Запад»!
Марк сказал: «У меня много книг. Постоянно читаю»…
Восхищённо она говорит: «Почему то я знаю!
Мистер Рандольф, как много у нас общих тем, интересов!
Как же это прекрасно. Я этому рада безмерно»!
«Так бывает не часто. Да, это чудесно. Всё верно,–
Марк ответил.– Я б списки дополнил одной поэтессой».
И они говорили о самых различных предметах.
Но до Марка дошло, может быть, с небольшим опозданьем,
что анализ научных вершин мирового сознанья
не совсем подходящая тема для милой беседы
для мужчины и девушки здесь, на холме, в тёплый вечер,
при такой удивительной, нет, фантастической, встрече,
даже если мужчине исполнилось сорок четыре,
ей лишь двадцать один… но просторы, открытые взорам,
мягкий свет сентября и лесов золотые узоры,
этот холм, где они совершенно одни в целом мире…
К счастью, нужно сказать, разговор содержал и немало
очень славных моментов и слуху и глазу приятных.
Обсужденье Кун-Цзы и законов Ферми вероятных,
нежный цвет щёк девичьих, за выводом вслед, показало.
Говоря об Эйнштейне, о том, как он мир представляет,
Марк увидел, что знание ей только шарм прибавляет.
Окрылённый, сияющий весь, Марк домой воротился.
И в постель он в таком настроенье чудесном забрался.
А заставить себя помечтать о жене не пытался.
Не поможет, он знал, будто снова на свет появился.
Я здесь видела кролика позавчера, а оленя
повидала вчера, вас – сегодня, в такое же время».
Марк поехал в деревню с утра, завернул и на почту.
Писем нет, но тому Марк не стал в этот раз удивляться.
Джеф, как сам он, писать не любил, и вполне может статься,
он решил не писать, подождать доброй встречи воочью.
Что до Анны: отрезана, видно, от внешнего мира.
А клиентам сейчас до него ни за что не добраться.
Секретарше своей он велел уходя, постараться
сделать так, чтоб дела до приезда его отложила.
Марк подумал, что сморщенный старый почтмейстер расскажет
о семье по фамилии Данверс, и адрес укажет.
Но решил: «Не спрошу! Ведь иначе я сказку разрушу,
что придумала Джулия – версию всю и детали».
Прозаической не был натурой Марк Рандольф, не стал ей.
Иногда допускал чудеса в свою чуткую душу.
В жёлтом платье она на холме появилась сегодня,
золотистом, как волосы с вьющейся жёлтою лентой.
Снова Марк онемел на момент перед девушкой этой.
Но дар речи обрёл, подошёл к ней легко и свободно.
Говорили они обо всём, как всегда, а их мысли,
словно два ручейка зажурчали о жизни единственном смысле.
И в единый поток собрались в безудержной свободе.
И сказала она под конец: «Вы ведь завтра придёте»?
Этот самый вопрос он хотел ей задать осторожно,
но она в этот раз неожиданно опередила:
посмотрела так странно и голосом тихим спросила.
На мгновение Марку вдруг стало тоскливо, тревожно.
Ночь прошла. Поутру на холме он её не увидел.
Ждал, надеялся он, что с минуты придёт на минуту.
Марк на камне курил. Шли часы. На душе было смутно.
«Не пришла,– мыслит Марк,– Может, я её чем-то обидел»?
Тени из лесу вверх по холму поползли. Холодало
«Не придёт, – понял Марк. Сдался. К дому поплёлся устало.
День за днём ждал её на холме Марк унылый. печальный
Есть и спать он не мог. И с мостков надоела рыбалка.
Не читалось ему, но себя ему было не жалко.
В эти дни он себя презирал, ненавидел отчаянно!
Ненавидел за то, что ведёт себя словно мальчишка, подросток влюблённый.
Ведь недавно совсем бы и не посмотрел на другую.
А сегодня, сейчас, он покой потерял а тоскует
по девчонке, недавно им встреченной, ночью бессонной.
И недели-то нет, как её он увидел впервые
и влюбился в неё, словно юноша в дни золотые.
День четвёртый. Надежды у Марка уже не осталось
встретить Джулию здесь, на холме их зелёном заветном.
Но он видит её. Силуэт в чёрном платье приметном
на вершине холма! Радость, счастье и… странная жалость?
Устремился он к ней, чуя сердцем, что нечто случилось,
что в судьбу её вторглась какая-то мрачная сила
и привычный покой, скромный быт, налетев, подавила.
Он поднялся на холм, подошёл, сердце гулко забилось.
Видит Марк на щеках её слёзы, и губы дрожали.
Голубые глаза потемнели, в них море печали.
Она молча прильнула к нему, к пиджаку прижимаясь
помокревшим лицом, зарыдала беззвучно и горько.
«Папа умер, – шепнула,– его схоронили мы только»…
Понял Марк: это первые слёзы, а дома, прощаясь,
и, когда хоронили отца, не могла, не рыдала.
«Понимаю вас, Джулия, милая! Всё понимаю.
Вы любили отца. Как любили его, я ведь знаю»!
«Папа знал: смерть близка. Знал об этом давно он, с начала.
С той поры, когда он, увлекаемый экспериментом,
с ядовитым работал в своей мастерской элементом.
Только он никому не промолвил ни слова об этом.
Даже мне не сказал. И теперь мне мучительно ясно:
жизнь моя без отца совершенно пуста и напрасна.
Без него не могу, не хочу! Без него беспросветно»!
Марк обнял её крепко: «Ну, что вы? Так думать не нужно.
Вы найдёте кого-нибудь. Вы же совсем молодая.
Ваша жизнь впереди. И счастливая. Верю и знаю.
Ведь совсем вы ребёнок. И ждут и любовь вас, и дружба»!
Отшатнулась она с совершенно сухими глазами,
что сейчас лишь обильными были залиты слезами:
«Не ребёнок!– воскликнула Джулия,– Нет не ребёнок!
Я прошу вас, вы так называть меня больше не смейте»!
Марк назад отступил: «Не хотел вас обидеть, поверьте»!
Он не видел её до сих пор вот такой разъярённой.
Гнев у Джулии тут же окончился, так же внезапно,
как возник, и она попросила у Марка прощенья.
«А теперь мне пора. Сотня дел у меня ждёт решенья.
Я сейчас же должна в Коув-Сити вернуться обратно».
«Но вы завтра придёте?¬ Нельзя же уйти безвозвратно»?!
Она долго смотрела на Марка. Глаза голубые
слёз полны. И сказала, помедлив немного, страдая:
«Как такие машины, как наша, чинить я не знаю.
Без ремонта с заменой деталей, ей рейс не осилить.
На одну лишь поездку машина моя пригодится,
да и то»… «Но ведь вы попытаетесь снова добраться»?
«Попытаюсь… Я дома во многом должна разобраться.
А сейчас, вы меня уж простите, должна торопиться.
И ещё, мистер Рандольф, хочу вам сказать на прощанье:
если больше сюда не смогу я прибыть на свиданье,
знайте… я вас люблю». И сбежала в лесок вниз по склону,
и в кустах и деревьях кленовых исчезла мгновенно.
Как курил, как до дома дошёл, Марк забыл совершенно.
Что-то ел, что-то пил, спать улёгся под полночь законно.
Утром кофе сварил, мыл посуду, на озеро вышел,
тупо рыбу ловил и старался не думать. Не думать!
Мыслить будет потом, а пока в голове много шума.
Лишь достаточно знать: она любит его! Он услышит
через пару часов, как из рощи она возвратится.
Он увидит её, с утешением к ней обратится.
Он пораньше пришёл, ждал, курил на скамье непрестанно..
Целый день он прождал. Лишь под вечер он понял– напрасно.
Солнце село за лес. Холодало. И было всё ясно:
«Не придёт. Не смогла. Завтра снова я ждать её стану»
Я здесь видела кролика позавчера, а оленя
повидала вчера, вас – сегодня, в такое же время».
Вверх