Глава вторая
Плот к волнолому Фаррел привязал,
к его кольцу, что на причальном тросе.
Ступил на доски, Джил к себе позвал,
помог взойти. И оба на откосе.
Гостиница, похожая на те,
в которых Фаррел в полной темноте
провел две ночи, отдохнув отлично.
Квадратный дом, и вход вполне приличный.
Три этажа, из окон тёплый свет.
Уютней место в мире этом нет!
А интерьер такой, как в предыдущих,
к расслабленному отдыху зовущий.
Конечно, изменилось кое-что.
Но это Джил – плоды её сознанья.
Не только он. Она своей мечтой
работала в процессе созиданья.
Вот вестибюль. Не малый, не большой.
Как раз такой, обставленный с душой,
гостинице подходит несомненно.
Конечно бар, зовущий откровенно
сверканием бутылок и витрин.
Столовый зал. В гостинице один.
Вот лестница наверх зовёт законно
ступенями шлифованного клёна.
И лампочки вмонтированы здесь
в рожки и керосиновые лампы.
Вдоль лестницы и в зале их не счесть,
но общий свет не ярким был и славным.
«Колониальный стиль! Похоже, Джил,
не я один себе его открыл!–
промолвил Фаррел. Джил лишь улыбнулась.–
Не зря ведь всё так странно повернулось.
Не зря, не зря мы вместе в этот час.
Наверно много общего у нас.
Однако кое-кто напутал, что-то.
Воображенья вашего работа
та пианола, что в углу стоит?
Ведь автомат на редкость современный!
Он к нашим временам принадлежит»!
«Моё влиянье – это, несомненно,–
сказала Джил.– Такой же автомат
был в прежних двух гостиницах подряд».
«Гостиницы, как видно, исчезают,
как только постояльцы уплывают,–
заметил Фаррел.– Я за вами плыл,
но их следов нигде не находил»!
Неужто мы являемся той силой,
что созидает этот мир красивый»?
«Глядите!– указала Джил на стол,–
Он скатертью сейчас, буквально, застлан!
Приборы, свечи! Вижу, будет толк!
Возможно, и обед нам будет задан»!
«Вот интересно, что мы будем есть?
Ведь разных блюд и соусов не счесть»?–
промолвил Фаррел». «Думаю, что блюда
привычными для нас, конечно, будут,–
сказала Джил.– Ведь нам сейчас нужны
те, что едим, когда мы голодны!
Всё хорошо. Но я бы пожелала
пройти наверх и душ принять сначала»!
На этом разошлись по душевым.
В столовую вернулся Фаррел первым.
Покой и нега овладели им
Отличный душ. Решенье было верным.
Он видит – два подноса на столе,
и свечи изливают жёлтый свет.
Сервиз кофейный мягко серебрится…
А Фаррел перестал всему дивиться.
Когда и как, зачем и почему,
я всё равно, он думал, не пойму.
Но аппетит изрядный появился.
И он тому теперь не удивился.
Он к бару без сомнений поспешил.
Там выпил пива крепкого бутылку
Со смаком выпил, как давно не пил.
Отозвалось ударом по затылку.
В столовую вернулся. Вот и Джил.
И вид ее, его заворожил.
На платье дыры, как могла, зашила.
Почистив туфли, вроде подновила.
Была помада на её губах,
чуток румян на мраморных щеках.
И понял Фарред: это просто диво,
что так стройна она, и так красива!
Когда они уселись за обед,
свет несколько померк в уютном зале.
И запахам заманчивым вослед
мелодии родные зазвучали.
При свете свеч отведали салат.
Бифштексу по-французски Фаррел рад.
Джил «заказала» окорок виргинский,
картофель сладкий и по-матерински
душистый кофе в чашки налила.
Она очаровательной была.
Пока они обедали, им соло
негромко выдавала пианола,
А пламя свеч качалось на ветру,
на нежном ветерке невесть откуда.
«Когда проснёмся завтра поутру,–
сказала Джил,– припомним это чудо»!
С едой покончив, Фаррел снова в бар.
Несёт оттуда новый славный дар:
шампанское, хрустальные фужеры.
«Давайте в этой славной атмосфере
за нашу встречу выпьем. И ура!
А завтра в путь отправимся с утра»!
Потом, в глаза друг другу глянув, встали.
и на полу паркетном танцевали.
В его руках, как пёрышко легка,
порхает Джил. «Вы верно, танцовщица?
Я с вами, словно ветер в облаках
часами мог парить бы и кружиться!–
сказал ей Фаррел. И ответ: «Была»…
Она пушок – воздушна и мила.
Волшебно в зале музыка звучала–
их настроенье, чувства отражала.
«А я художник. Им вернее был,–
промолвил Фаррел.– Разное творил.
Один из тех, кого не покупают,
но он творить упрямо продолжает.
Надежды продолжает он питать
на лучшее. Обманчивы надежды.
Не прекращая верить и мечтать,
свои картины пишет он, как прежде.
Со временем уверенность прошла.
Он понял – эфемерною была.
Картинами на хлеб не заработать.
И он решил прервать свои заботы.
Он сдался. Все дела. Теперь я здесь.
Оставлены надежды, жизнь и честь».
«А я… В ночных я клубах танцевала.
Почти стриптиз,– угрюмо Джил сказала.–
По крайней мере, близкое к нему».
«Вы замужем»? «Я, нет. А вы женаты»?
«Лишь на искусстве. Здесь я потому,
что распростился с ним, со всем, что свято
и стал визитки дамам малевать.
По крайней мере, было, что жевать».
«Что интересно,– Джил ему сказала,–
Я прежде в жизни не предполагала,
что это может выглядеть вот так!
Да, смерть моя не моментальный мрак!
Но на Реке в последний час далёкий
я буду совершенно одинокой».
«Я тоже,– молвил Фаррел и спросил,–
А где вы жили, Джил»? «На Рапидс-сити».
«Да, что вы? Там я жизнь свою прожил!
Не может быть, вы сами посудите,
чтоб мы ни разу не пересеклись,
а судьбы наши на Реке сошлись!
Как жаль, что там не знали мы друг друга.
Теперь мы здесь. И вы моя подруга!
Ну, что ж, пускай настигла нас беда,
но лучше встреча здесь, чем никогда».
Они недолго молча танцевали.
Гостиница спала. Темнело в зале.
Под звёздным небом сонная Река
катила воды. Веяло прохладой.
Окончен вальс. В окно издалека
донёсся слабо грохот водопада.
«Мы завтра утром точно встанем, да?–
спросила Джил. «С утра встают всегда,–
в глаза ей глянув, Фаррел отвечает.
С утра Река пришельцев принимает.
Проснусь я утром. Знаю, что проснусь.
И вы проснётесь. Утверждать берусь!
Условие такое в месте этом –
встаёте обязательно с рассветом.
Ведь мы должны услышать водопад.
Такая здесь царит необходимость».
Словам своим он кажется не рад –
с утра опять на плот, Реке на милость.
Он очень нежно Джил поцеловал.
Смягчить хотел, что только что сказал.
Она в его объятиях застыла.
Секунда, две, с упругой, мягкой силой
оторвалась и выскользнула прочь.
За окнами уже струилась ночь.
«Спокойной ночи!– тихо пожелала,
По лестнице, наверх ушла из зала.
«Спокойной ночи,– прозвучало вслед.
В гостиной одинок печальный Фаррел.
Ни музыки, ни света больше нет.
Лишь за окном фонарь, как странный факел.
И тут услышал Фаррел шум Реки,
исполненный безудержной тоски.
Покинув зал, по лестнице поднялся.
У двери Джил невольно задержался.
Он поднял руку, чтобы постучать.
Хотел войти. Мечтал её обнять.
Стучать не стал и замер отрешённо.
И молча слушал сумрак полусонный.
Её движенья, топот ног босых
и шелест платья, что она снимала.
и скрип пружин, когда легла на них,
и мягкий, слабый шорох одеяла.
Он так стоял, не опустив руки
и слышал беспрерывный шум Реки
сквозь звуки, что за дверью порождались.
Он руку опустил. «Зря задержались!
Пройдите, сэр»! В свой номер через холл
стремительно и быстро он прошёл.
Дверь за собой решительно захлопнул.
«Умру скорей, чем от любви иссохну!–
подумал Фаррел.– Ведь любовь и смерть
способны рядом шествовать по свету.
Но флирту смерть затрагивать – не сметь!
Позорна, нечиста затея эта»!
Пока он спал, Реки немолчный шум
усилился и стал владыкой дум.
На завтрак были яйца, гренки, кофе,
бекон и сок в каком-то странном штофе.
Кто этот стол так ловко накрывал?
Кто этот славный завтрак подавал?
Невидим и неслышим бестелесный
гостиницы хозяин – дух чудесный!
В неверном свете утра им Река
печально и настойчиво шептала.
Она сюда пришла издалека.
Откуда? Где берёт она начало?
С восходом солнца снова на плоту
их понесло теченье в пустоту.
Гостиницы на месте больше нет.
Деревья да трава – исчез и след.