Мэт по дорогам два часа кружил.
И, наконец, решил он задержаться,
надежду потеряв, лишившись сил,
чтоб в местных экивоках разобраться.
В четвёртый раз он к хижине пристал,
один в один, как та, что описал
его товарищ Гэй, её сдавая.
Но домик этот явно обитаем!
Из окон дома лился яркий свет.
«К ним постучусь, чтоб получить совет,–
подумал Мэт, покинув «драндулет»,
Так называл учёный форд бывалый.
Из дома запах – лучше в мире нет!
Бэкон с подливой жарили «нахалы».
Мэт постучал, последний бросив взгляд:
«Хоть к ужину, быть может, пригласят»?
«Входите же, входите! Что вас держит»?
Мэт замигал, пробило током нервы:
«Да, кто же в этой хижине живёт»?
И сам собой в мозгу всплыл анекдот:
В одну и ту же пьяный рвётся дверь,
шатаясь по гостинице в надежде,
что в нужный номер он пришёл теперь,
что эта дверь уже не та, что прежде.
Когда его погнали в пятый раз,
он жалобно сказал: вновь вижу вас.
Неужто вы один везде живёте?
«Таких вещей не может быть в природе,–
мелькнула мысль.– Но это же опять!
Такое не осмыслить, ни понять»!
Мэт слабым голосом спросил: «Ты здесь?
Что делаешь и, как сюда попала»?
«Я вас прошу пройти, к столу присесть,
сказала Эбигайль,– Я ожидала»…
Мэт видит стол, накрытый на двоих.
Подметен пол, две койки откидных
на разных стенах убраны, как надо.
Уютно, чисто, свежая прохлада.
В плите огонь тихонечко горит.
А на сковороде бекон шкварчит.
«Па передумал,– говорит она.
«Но он не мог! Ведь я с ним рассчитался»!
«Ах, это! Что вы? Всё вернул сполна,
хотя сначала очень колебался»
В карман залезла. Что-то погребла
и две бумажки смятых подала!
И мелочи на доллар, центов двадцать.
«Здесь всё, что у него могло набраться»!
Мэт опустился тяжело на стул.
«Но, как же так?– печально он вздохнул,–
Ведь точно я и сам ещё на знал,
где это место, как сюда добраться.
И я тебе ни разу не сказал,
где нынче собираюсь заниматься».
«О, я, как кошка, нахожу всегда
потерянные вещи и места,–
сказала Эби. «Но, скажи на милость,
каким манером здесь ты очутилась»?
«Па одолжил мне мула. Мул такой –
сейчас он возвращается домой»!
А Мэт невольно глянул на метлу…
«Но здесь тебе остаться невозможно»
(Метла нормально пряталась в углу).
«Ну, мистер Райт!– сказала осторожно,
спокойно Эбигайль,– Однажды ма
мне сообщила, что решений тьма,
но всех ошибок главная причина,
когда пустой желудок у мужчины.
Голодный муж, как говорила мать,
решения не должен принимать!
А вы наверно голодны? О, да!
Весь день у вас сегодня приключенья.
Хороший отдых, добрая еда
принять помогут верное решенье»!
Мэт было начал: «Нечего решать»…
Но вид еды заставил замолчать:
ах, эта ветчина с густой подливкой,
что Эби ловко выдала с улыбкой,
маисовых лепёшек жёлтых ряд,
варенье, масло, кофе аромат…
А Эби раскраснелась у плиты
и выглядела очень уж неплохо.
Возможно без особой красоты,
но лучше той, что встретилась, намного.
«Я есть не в состоянии сейчас!–
промолвил Мэт. «Поешьте, в добрый час!–
утешила она,– Ведь это вкусно.
Мэт ломоть ветчины отрезал грустно.
А мясо просто таяло во рту.
Чуть позже, прекративши маяту,
Мэт пищу, наслаждаясь, поглощал
с той скоростью, с которой беспрестанно
её ко рту на вилке подавал.
И в этом деле вот что было странно:
ведь объяснить не мог он никому,
какая ветчина мила ему.
Поджарки степень – вот секрет готовки.
И здесь нужна особая сноровка.
Но то, что ел он за столом сейчас
сготовлено прекрасно, в самый раз.
Откинувшись лениво от стола,
зажёг Мэт сигарету и с усмешкой
следил, как ловко Эбигайль смогла
помыть посуду, всё убрав успешно..
За третьей чашкой кофе понял он,
что жизнь прекрасна, как приятный сон.
«Ах, было б время, я б спекла пирог,–
она сказала. «Кто б подумать мог,–
мелькнула мысль.– её бы приютить,
и стало б легче и привольней жить…
«Нет,– встрепенувшись, произнёс он вдруг,–
Остаться ей нельзя. Что скажут люди»?
«Подумаешь! Скажу вы мой супруг!
И всё у нас тогда отлично будет,–
сказала Эбигайль. «Да, что ты? Нет!–
в ответ воскликнул возмущённый Мэт.
«Ах, мистер Райт! Позвольте мне остаться!
Я буду вам готовить, убираться.
И я совсем не стану вам мешать.
Прошу, меня не нужно прогонять»!
«Послушай Эби,– за руку он взял
несчастную, погасшую девчонку,–
Ты так мила,–он тихо ей сказал,
готовить научилась ты с пелёнок.
И верю я – придёт желанный твой,
и станешь ты прекрасною женой,
составишь счастье доброму мужчине.
Но должен отказать тебе я ныне.
Чтоб имя доброе твоё не погубить,
тебя отцу я должен воротить.
«Что ж, ладно,– прошептала Эбигайль.
И Мэт, обескураженный успехом,
пошёл к дверям. «Девчонку очень жаль,–
подумал он,– но будь же человеком»!
Прошли к машине. Дверцу ей открыл
и осторожно в кресло усадил.
За руль уселся, обойдя машину.
Она в углу сидит со скорбной миной.
И Мэту стало плохо, не шутя,
как будто бы обидел он дитя.
Себя он в руки взял. Мотор включил.
Мотор зафыркал, но стоит машина.
Мэт сбросил газ, и снова придавил.
Мотор пыхтит. Такая же картина.
Мотор, мотор! Он служит много лет,
но с места не сдвигает «дрындулет».
Проверил зажиганье. Всё в порядке.
Включил. Машина, как морковь на грядке.
Как вкопанная в землю, вся дрожит,
но с места не съезжает, не бежит.
«Неужто, это ведьмины дела?–
подумал Мэт и глянул с подозреньем
на Эбигайль, которая была
участницей «дорожного движенья».
«Но это же абсурд, – подумал он.–
Хоть рядом с ней не жизнь, а странный сон.
Мерещится местами чертовщина.
Вот и сейчас подобная картина»!
Однако ныне здесь не сон, а быль:
Не сдвинуть ни на дюйм автомобиль.
«Ну, ладно,– сдался Мэт,– вернёмся в дом.
За дверь тебя я не могу отправить.
Переночуй сегодня здесь. Потом
решим, как к па тебя удобней переправить».
И Эби молча в хижину вошла.
И так же молча, Мэту помогла
из одеял две ширмочки устроить.
Ничем его не стала беспокоить.
Пришла ночного отдыха пора
И сладкий сон до самого утра.
А ранним утром Мэт глаза открыл.
Сквозь одеяло солнце просветило.
И запах ветчины он ощутил,
и вкусный запах кофе доносило.
Тогда он одеяло отогнул
и в комнату тихонько заглянул.
Его припасы выгружены были
и в уголке, очищенном от пыли,
все сложены. А на столе стоит
его машинка. Завершая вид,
все папки драгоценные лежат,
бумаги чистой маленькая стопка.
На завтрак на столе он кинул взгляд.
Ну, как же всё она готовит ловко!
А Эби, подметать закончив пол,
мурлыча песню, украшала стол.
И платье новое она надела..
И в нём была – совсем другое дело!
Хотя и это вовсе ей не шло,
но ей с фигурой явно повезло.
И Мэт подумал, если приодеть
девицу эту в платье помоднее,
да причесать, да туфли присмотреть,
то многих обаять она сумеет.
Но эта мысль мелькнула и ушла.
Мэт сел за стол… «И, как она смогла,
подумал он,– так точно их сготовить:
белок не твёрдый, в нём желток медовый!
Откуда Эби может знать мой вкус»?
Он три яйца уплёл – велик искус.
Окончив завтрак, Мэт сказал: «Ну, что ж»…
Смотрела Эби в пол, тиха, как мышка.
Отправка Эби, Мэту в сердце нож.
Подумал: «Пусть живёт пока малышка!
Нет разницы большой, в конце концов:
чуть раньше, позже в несколько часов.
Ну, что ж,– сказал,– возьмёмся за работу»!
У Эби вновь домашние заботы.
Вскочила, и посуду убирать.
Мэт в кресло сел у столика с машинкой,
вложил бумагу. «Будем начинать»!
Работать было можно без заминки.
Светло, удобно. Кресло – идеал.
Всё было так, как он давно мечтал.
Но вот работать, что-то не хотелось.
«Не раскисать! Давай займёмся делом!–
Мэт сам себе решительно сказал.
В конце концов он крупно написал:
ПСИХОДИНАМИКА КОЛДОВСТВА
По материалам процессов салемских ведьм
1692 года.
Он заголовок подчеркнул и… стоп.
Не то, чтоб Эби за спиной шумела.
Но пару звуков он с трудом наскрёб,
когда разок посудой загремела.
Затем всё стихло. Молча он терпел.
Но долго продержаться не сумел:
«Да, что за тишина»? и обернулся.
Ему спокойно Эби улыбнулась.
Она с шитьём сидела у стола
И в добром настроении была.
К машинке снова повернулся Мэт.
«Мы видим колдовство,– он робко начал,–
попыткою людей древнейших лет
из хаоса создать порядок. Значит
их вера в колдовское пропадёт,
когда наука двинется вперёд
и станет ясно трактовать законы,
что управляют миром неуклонно».
Мэт повернулся: «Кто, скажи, ваш враг,
который сделал в доме кавардак»?
«Работа Либби,– краткий был ответ.
«Какая Либби? Это, кто такая?–
услышав это, удивился Мэт.
«Вторая я. Она совсем другая,–
спокойно Эби говорит ему.–
Её не открываю никому.
Но уж, когда бываю я несчастна,
тогда она ко всем делам причастна.
Она опасней бури и огня
При том, совсем не слушает меня»!
«Великий боже!– понял Мэт,– Она
сошла с ума. Вполне типичный случай.
Шизофренией девочка больна.
Но видно, ей сейчас немного лучше»!
И осторожно Мэт её спросил:
«Откуда Либби? Кто тебе внушил»?
«А у меня была сестра-двойняшка,
когда я родилась. Она, бедняжка,
на свете очень мало прожила.
Едва родившись, вскоре умерла.
И вот, когда я маленькой была,
не слушалась, порядок нарушала,
ну, словом, плохо там себя вела,
тогда ма грустно головой качала
и говорила: «Либби никогда
такого бы не сделала вреда»!
Потом, когда я что-то вытворяла,
на Либби я ссылаться начинала!
От порки не спасало, но в душе
спокойнее и легче становилось.
И вскоре я поверила уже,
что Либби часть меня, и мной явилась,
когда, бывало, что-то натворю,
когда перед родными погорю.
И я старалась Либби глубже спрятать,
чтоб мне потом, когда очнусь, не плакать.
Потом я стала старше и тогда
во мне проснулась сущая беда!
Тогда-то Либби пригодилась мне»!
«Ты видела её когда-нибудь»?
Конечно нет. Её же вовсе нет!
Сестричку Либби к жизни не вернуть.
Её не существует на Земле»!
«На свете, значит, нет сестры твоей»?
Конечно, нет! Все вещи происходят,
когда тоска и грусть ко мне приходят.
Поделать ничего я не могу.
Не пожелаешь этого врагу!
Но нужно это, как-то объяснить…
И Либби я придумала успешно»!
И Мэт вздохнул: «Что ж, можно не грустить:
она не сумасшедшая, конечно!
В её сознанье просто кутерьма.
Скажи-ка, Эби, можешь ли сама
ты по желанью делать эти вещи»?
«Могу чуть-чуть, какие-то полегче…
Когда за виски злилась я на па,
его бутылка совершала па!
Я думала, что стоит промочить
ему себя хотя б разок снаружи!
«А гайки умудрилась раскрутить?
И колесо – само бежит, не тужит»?
Расхохоталась Эби: «Вот беда!
Какой же были вы смешной тогда»!
Нахмурился Мэт, но не удержался
и вместе с Эби в голос рассмеялся.
К машинке повернулся и тогда
подумал: «Это всё не ерунда!
Что Эби объясняет и творит,
он, как реальность явно принимает!
Неужто, всё, что Эби говорит,
она на самом деле выполняет?
Неужто Эби волею своей
предметы может двигать… и людей»?
И Мэт бутылку виски вспоминает,
которая па Эби поливает,
упавшую тарелку, колесо,
само собой удравшее в лесок.
И гайки, по неведомой судьбе,
навинченные им вполне нормально,
что отвинтились сами по себе!
Он видел это сам вполне реально!
Но, чёрт возьми! Должно же нечто быть,
что может эти факты объяснить!?
Ведь это даже Эби понимает!
Наука факты скромно объясняет:
«Иллюзия», «гипноз» и «ловкость рук»,
«галлюцинация» – замкнулся круг.
Короче, что угодно говорят,
чтоб только, не дай Бог, не потревожить,
не перестроить закреплённый взгляд,
сомнения и поиски не множить!
Парапсихолог Райн немало знал.
И словом «телекинез» он назвал
смещение предметов силой воли.
Но, что слова? Прохладный ветер в поле!
Чтоб дома электричество включать,
его совсем не нужно познавать.
Но очень часто хочется понять
событие не в виде уравненья,
а всей душой и чувствами принять,
его, как ординарное явленье.
И глянул Мэт на первую строку
своей работы. Чувствует тоску:
«Зачем мне с этой стариной возиться?
Не лучше ли к «сегодня» обратиться?
Здесь, под рукой, такая штука есть,
что всей науке может сделать честь!
Весь мир она вверх дном перевернёт,
скорее, твёрдо на ноги поставит»!
Такой произошёл переворот
в сознанье Мэта, в нарушенье правил.
Он обернулся. Эби у стола,
закончив шить, задумчива была.
Он подошёл к ней. Рядом стал у стула.
Она ему тихонько улыбнулась:
«Могу ли я помочь вам чем-нибудь»?
«Сейчас поймёшь моей ты просьбы суть,–
ответил Мэт. Из штопки взял иглу
и в стол воткнул, чтоб стала вертикально.
«Хочу с тобой сыграть в одну игру.
И ты сейчас поможешь мне реально:
Попробуй-ка её пошевелить!
Я б лучше попросил, чтоб вделась нить,
но если приведёшь иглу в движенье,
поверю и в другие достиженья»!
Уставилась тут Эби на него:
«Зачем? Не стану делать я того»1
«Я просто посмотреть разок хочу,
Как делаешь ты это самовольно.
Тебе задача эта по-плечу»…
«Но это происходит произвольно!
Я не хочу так делать никогда.
От этих дел всегда одна беда!–
сказала Эби.– Я от вас не скрою:
все выходки мои сами собою
случаются. Здесь нет моих затей.
Я распугала ими всех друзей»!
«Попробуй всё же»! «Нет уж, мистер Райт»!
«Но, если здесь ты хочешь оставаться,
то будь добра, мой выполни наряд.
Остаться хочешь? Будешь подчиняться»!
Глаза, чтоб не заплакать, опустив,
губу от напряженья, прикусив,
сидела Эби, а потом вздохнула
и взгляд свой на иголку повернула.
Глядела на иглу довольно долго.
Старалась. Но от взгляда мало толку.
Не шелохнулась толстая игла,
как Эби сдвинуть с места не пыталась.
Иголка нечувствительной была.
Упрямая, на месте оставалась.
«Иголку сдвинуть с места не могу!–
сказала Эб.– Пожар в моём мозгу!
«Но почему не движется»? «Не знаю!
Но, нет, не потому, что не желаю.
Возможно нет движенья в этот раз,
лишь потому, что счастлива сейчас».
И опыты всё утро делал Мэт.
Найти ключи к движению старался.
Но ни один его эксперимент
им с Эби совершенно не давался.
Он предлагал монетку и листок,
катушку, ручку, ластик и цветок.
Он вытащил запаску от машины
и попросил катить со скромной миной.
Потом бутылку сдвинуть предложил,
уверенный в притоке новых сил.
Всё бесполезно. Результатов нет.
Все вещи оставались без движенья.
На стол поставил чашку грустный Мэт:
«Твои большие видел достиженья
в битье посуды,– Эби он сказал.–
Разбей же чашку. Так, чтоб я видал»!
На чашку Эби смотрит безнадёжно.
Вся напряглась. Но сдвинуть невозможно.
Осунулось лицо, мешки у скул.
Бессильно опускается на стул.
«Опять не получается! Опять!
Ну, ни в какую, просто – ни в какую»!
«Никак!– Мэт заорал,– Пора понять,
что говорят «никак». Сто раз толкую!
С мольбою подняла она глаза.
На стол упала крупная слеза.
«Никак,– сказала. Голову на руки.
А плечи задрожали, словно в муке.
«Неужто ей, чтоб чудеса творить,–
подумал Мэт,– несчастной нужно быть»?
Ну, ей придётся плохо, если так!
«Всё! Вещи собирай, к отцу поедешь!–
сказал он резко.– Вижу, дело швах!
Поехали! До вечера успеешь»!
«Не буду ехать!– крикнула она.–
Хочу тут быть! Ведь я же вам нужна»!
«Я не поеду»– резко Мэт поправил.
«Я не поеду! Кто меня заставит!?–
вскричала Эби». Чашка со стола
взвилась, и Мэту в лоб она б дала,
когда бы руку не подставил он.
На Эби глянул Мэт и на осколки…
Так это правда! Это был не сон!
Возможно он теперь добьётся толка…
«Так ехать к па мне?– говорит она.
«Нет, оставайся. Ты мне тут нужна.
Конечно, если помогать мне станешь.
Ты сможешь отдохнуть, когда устанешь».
«Неужто раза не хватает вам?
Вы ж видите – мне это по зубам»!
Но Мэт безмолвен, с каменным лицом.
Она взглянула: «Если вы хотите,
Я буду это делать, и с концом.
Но вот добра не будет, уж простите»!
«Но это очень важно, – Мэт сказал.–
И нужно, чтобы я сейчас узнал
что чувствовала ты, когда кидала»?
«Я чувствовала бешенство тогда»…
«Эмоции присутствуют всегда,–
заметил Мэт.– Но, нет, мне важно знать,
что в этот миг могла ты ощущать»!
Нахмурив брови, Эби говорит:
«Ах, мистер Райт, слова я ни в какую…
никак не подберу. В ушах зенит.
Попробую сейчас я, как в живую:
вот чашку со стола хочу схватить
и в вас со всею силой запустить.
И тут же точно так и получилось.
В полёте эта чашка очутилась.
Но я толкнула чашку не рукой –
как бы всем телом, всей своей тоской»!
Задумавшись, вторую чашку Мэт
на стол поставил, сняв с настенной полки.
«Попробуй повторить эксперимент.
И Эби напряглась, да мало толку.
Без сил на спинку стула оперлась:
«Нет, не могу. Она не поддалась.
А мне, чтоб привести её в движенье
совсем другое нужно настроенье»!
«К отцу ты едешь,–Мэт сказал протяжно.
И тут же шевельнулась эта чашка.
«Вот, вот, пошло!– он быстро произнёс.–
Ещё разок, покуда не забыла»!
Старалась Эби, не скрывая слёз.
И чашка покачнулась и застыла.
«Так, хорошо! Ещё раз повтори»!
И Эби поднимала раза три
на дюйм, на два фаянсовую чашку.
Ей это было нестерпимо тяжко.
«Ведь это вы нарочно, мистер Райт?
И вы ведь не хотите, чтоб назад,
к отцу я возвращалась. Это так»?-
спросила Эби, улыбнувшись грустно.
«Конечно, Эби, Я тебе не враг,
но каждый день практиковаться нужно.
пока не сможешь силу осознать,
сознательно предметы поднимать.
Но может прежде ты сбежишь отсюда,
когда на полке кончится посуда»?
«Ну, ладно, мистер Райт, помочь хочу,
но это ужасть тяжело без чувств»!
«Не «ужасть», просто «очень тяжело».
«Да, очень тяжело, сказала Эби.
«Попробуй-ка ещё разок назло
самой себе. Ведь можешь и без гнева»»!
И так у них полдня работа шла.
И Эби в совершенстве довела
свою способность с чашкой управляться.
И над столом висеть, и возвращаться.
могла та чашка волею её.
То вновь на стол, то снова на подъём.
«Прекрасный экземпляр,– подумал Мэт.
Но под рукою не было приборов.
Без них возможности научной нет
измерить без досужих разговоров
способности девчонки, их объём.
Но рядом мы со Спрингфельдом живём.
Туда придётся съездить. Там возьму,
набор к эксперименту моему
приборов нужных и других вещей
для новой диссертации моей».
И Мэт смотрел задумчиво в окно.
Он думал, как достичь в работе пика.
Но на сегодня понял лишь одно:
феномен Эби, к этому привык он,
тогда могучей силы достигал,
когда страстей неистовый накал
в ней бушевал бескрайним, бурным морем,
когда душой овладевало горе.
И в голове сформировался план,
который Мэт в тиши додумал сам.
Несчастней будет Эби, чем была
за жизнь свою короткую такую.
И Мэт мечтает, чтоб она дала
для опытов энергию шальную…
Вверх