Иудифь идет в ассирийский стан; Иудифь у Олоферна.
Вот Иудифь окончила молитву,
спустилась в дом и позвала служанку.
Её порыв, походка и осанка,
как у бойца перед грядущей битвой.
Ах, этот дом! Она в нём проводила
все праздники свои и все субботы.
С Манассией делила все заботы,
когда ещё был жив и весел милый.
И вместе с мужем знала здесь она
счастливые, простые времена. 1
Она опять сняла с себя вретище,
и на пол сбросила вдовства одежды.
Явилась вновь прекрасной, как и прежде,
без серых одеяний полунищих.
Омыла тело чистою водою
и умастилась драгоценным миром,
и причесалась, словно перед пиром,
повязкой повязавшись золотою.
Одежды дней веселья своего
надела в довершение того.
В сандалии свои обула ноги,
что бледной розой засияли в коже. 2
Запястья, серьги, кольца, перстни тоже
надела перед трудною дорогой.
И яркою своею красотою
она сияет солнцем в синем небе.
Теперь любой мужчина, кто б он не был,
невольно залюбуется такою.
В ней столько жизни, в ней такая стать –
царице царства мощного подстать!
И мех вина взяла она с собою,
сосуд с янтарным маслом из оливы,
сушёные плоды: изюм и сливы,
и чистые хлеба, и куль с мукою.
Припасы на служанку возложила.
Потом вдвоём присели отдохнуть
И, отдохнув, из дома вышли в путь,
прося у Бога мужества и силы.
И позади последний поворот.
старейшины их ждали у ворот.
Вот Иудифь увидели мужчины.
Её краса старейшин поразила.
Она их потрясла и удивила.
И были для того у них причины.
Ведь Иудифь под полною луною
прекрасна, словно юная богиня.
Такой её не видели доныне,
как здесь, под лунной дымкой золотою.
И Озия красавице сказал:
«Мы молим, чтоб Господь тебе воздал
в делах твоих своё благоволенье,
чтоб благодатью сохранил своею
на радость нам – народу Иудеев,
для Иерусалима возвышенья.
Она же молча поклонилась Богу,
потом за город выйти захотела.
Сказала: «Знайте, я иду для дела
и верю – Бог укажет мне дорогу».
Ворота отворили перед ней.
И вышла со служанкою своей.
А мужи городские всё смотрели
за нею вслед, пока с горы сходила,
пока долиной горной проходила
терять её из вида не хотели.
Но вот мелькнуло платье золотое
в последний раз на круче под горою,
и скрыто с глаз обманчивой игрою,
что лунный свет ведёт ночной порою.
И всё. Ушла. Но, что её там ждёт?
Погибнет ли? Иль славу обретёт?
Луна ушла, и ночь черна, как сажа.
Иудифь идёт со спутницей своею.
И вот возникла прямо перед нею
Ассириян передовая стража.
Они её спросили: чья? Откуда?
Куда идёт полночною порою?
Она сказала: «Ничего не скрою.
Я дочь Евреев и бегу оттуда.
В нагорной Ветилуе был мой дом.
Но жить мне невозможно в доме том.
На истребленье преданы Евреи.
Конец моей земли я сердцем чую.
И к вашему вождю теперь иду я,
чтоб возвестить, о прошлом не жалея,
каким путём легко ему с войсками
проникнуть к нам, в нагорные пределы,
чтоб не достали ни праща и стрелы,
чтоб вы не рисковали головами.
Страною овладеет господин,
а из мужей не сгинет ни один.
И слушали её Ассирияне,
дивились красоте её безмерной,
и так сказали: «Ты дорогой верной
спустилась с гор в предутреннем тумане.
Спасла ты душу тем, что к господину
придти с таким известьем поспешила.
Его благодеяние и милость
получишь в судьбоносную годину.
Всю правду от него ты не таи,
и выскажи ему слова твои.
Ступай к его шатру, что под горою
сияет, словно яхонт драгоценный.
Тебя проводят наши сокровенно.
Там будете предутренней порою.
Ей дали сто мужей в сопровожденье,
отправили её служанку с нею –
прекрасною находкою своею,
надёжно оградив от вожделенья.
Весть о красавице, как ветром пламя,
мгновенно разнесло промеж шатрами.
Вот Иудифь перед шатром великим
стоит, пока о ней не возвестили.
Сбежавшись отовсюду, окружили
её мужи из кланов разноликих.
Они красе дивились лучезарной.
Затем сынам Израиля дивились
и мыслями тревожными делились:
«Израиль недоступный и коварный.
Когда народ таких имеет жён,
не может он легко быть побежден!
Мужей в живых оставить неразумно
Без жалости избить и состраданья.
Оставшиеся будут в состоянье
перехитрить всю землю планом умным». 3
Меж тем, служители полог открыли,
и Иудифь в благоуханный сумрак
ввели шатра, и этим ранним утром
об этом Олоферну доложили.
В своей постели он лежал тогда,
не ведая, что близится беда.
Шатёр был разделён на два отсека.
За занавесом спальня Олоферна.
В переднем зале стражи – самых верных
четыре неприметных человека.
Весь занавес богато изукрашен:
пурпур, и злато, камни изумруды.
Богатые ковры лежат повсюду
и свет ночной ещё не весь погашен.
И Олоферн вошёл в передний зал.
Зажечь ещё две лампы приказал.
Иудифь ему представилась смиренно.
Её красе все в зале поразились..
Она же Олоферну поклонилась,
и тихо опустилась на колени. 4
***********************************
1.т. е. вошла из того «шатра», который она сделала для себя на кровле дома своего, для уединения после потери мужа.Такие шатры, или иначе «горницы» для уединенной сокровенной молитвы и Богомыслия часто упоминаются в других местах Библии и были, очевидно, принадлежностью всех благочестивых израильских домов
2.Обула ноги свои в сандалии, — как одно из средств к обольщению Олоферна. Дома она обходилась и без них, но на этот случай они, естественно, имели особенное значение, дополняя красоту ее убора и силу очаровательности.
3.Перехитрить всю землю — κατασοφίσασθαι πα̃σαν τὴν γη̃ν — Vetus Latinus possidere totam terram. Древний латинский текст поясняет точнее смысл греческого, выражаясь: «оставшиеся возмогут занять (possidere) всю землю». Однако такое пояснение отнимает у подлинника весьма характерный оттенок мысли. В выражении «перехитрить» подчеркивается особо выдающееся свойство иудейского народа, делавшее его, с точки зрения врага, труднопобедимою силой: это — свойство его ума, разумность, сила духа, достаточное представление, коих могли дать очаровавшие всех речи Иудифи. Здесь, таким образом, еще раз подтверждается, что для победы над иудеями недостаточно численного превосходства и физической силы (мысль Ахиора): для этого нужно особенное искусство — «хитрость» — высшая работа ума и вообще сил духовных, которых так много на стороне иудеев, что и побежденные их же оружием — они могут вывернуться из затруднения и решающее значение победы удержать за собою...
4.Иудеи вообще избегали подобных выражений почтения простым смертным, тем более язычникам, считая подобное чествование приличествующим лишь Иегове — Богу. Здесь Иудифь, как и Есфирь перед Артаксерксом, сделала исключение из этого правила.