«Король решит, как сам он пожелает,–
Ответил сэр Гавейн,– Но знайте, сэр,
Меж нами ни в дальнейшем, ни теперь
Не будет мира. Вся душа пылает!
Гляжу я на тебя – мне свет не мил.
Ведь ты моих трёх братьев погубил!
Двоих из них убил ты безоружных.
Предательски, безжалостно, бездушно!
Известно всем, что преданно любя,
Они бы не напали на тебя»!
«Сэр, видит Бог, когда б в доспехах были
Сэр Гахерис и юный сэр Гарет,
Мой меч не проложил бы страшный след,
Они б сечас на свете с нами жили.
А сэр Гарет! Я так его любил.
Он мне дороже родичей всех был.
Покуда жив, его я не забуду.
Всю жизнь свою оплакивать я буду
Его уход - безвременную смерть.
Не должен был сей рыцарь умереть!
А он меня любил любовью брата.
И в рыцари его я посвятил.
Он был и благороден и учтив.
Вот за любовь и дружбу мне награда!
Меня вы не простите никогда
И между нами вечная вражда.
И на вражду со мною зло и хмуро
Давно уж вы склоняете Артура.
И вот король Артур, мой господин,
Отныне враг мой лютый до седин!
С себя вину в их смерти не снимаю.
И если то угодно будет вам,
Из Сандуича босой я выйду сам.
В одной рубахе в путь я выступаю
И через десять миль, за разом раз
Обители святые в добрый час,
Основывать, закладывать я стану,
Чтоб в них и днём и ночью неустанно
Молились во спасенье много лет:
Покойтесь, Гахерис и сэр Гарет.
На всём пути от Сандуича так будет
И до Карлайля. Каждой я придам
Имущества довольно. Каждой дам
Всего, что нужно для служенья людям.
И каждый дом из Божьих тех домов
Всегда святым отцам даст хлеб и кров.
Я это обеспечу постоянно
Имением и волей покаянной,
И данью во спасение их душ,
То будет мой, угодный Богу, куш.
И будет он достойней и святее,
Чем та война, с которой оба вы
Идёте на меня. Вы не правы.
Война сия - напрасная затея!
Погубите людей поверх всего,
Но не добьётесь ровно ничего»!
Закончил Ланселот. Им всё сказал он.
И тут рыданье охватило залу.
От этих слов сердца пронзила боль.
Слезу смахнул устало сам король.
«Сэр Ланселотр,– сказал Гавейн угрюмо,–
Посулы щедрые и речь твою слыхвл.
Но я хочу, чтоб ты одно лишь знал:
Король поступит, как он сам задумал,
Но я тебе смерть братьев не прощу.
Всю жизнь я этой мести посвящу.
И если дядя пожелает примириться,
То службы он моей навек лишится!
Поскольку ты изменник и злодей.
Я убедился в подлости твоей»!
«Сэр, – Ланселот племяннику ответил,–
Ещё на свете не родился тот,
Кто надо мною в битве верх возьмёт,
Чтоб доказать всё то, что ты отметил.
Но, если уж бросаете вы мне
Такое обвиненье, то вполне
Я вправе на него теперь ответить»!
«Ну, нет!– ответил сэр Гавейн тотчас,–
Сраженье наше будет не сейчас.
Ведь папа римский был на нас разгневан.
И дяде – королю он повелел
Забыть все повороты прежних дел,
Принять обратно леди королеву,
С тобою промириться, Ланселот,
И слово дать, что не произойдёт
С тобою в Карлайле ничего плохого.
Король – мой дядя, строго держит слово.
Но здесь ты можешь быть лишь десять дней.
Потом заплатишь головой своей.
Об этом с королём мы сговорились
Ещё до твоего приезда к нам
Замешкаешься – пожалеешь сам!
Решенье наше остаётся в силе:
Не станут здесь любезничать с тобой –
За лишний час заплатишь головой.
И знай, когда б не повеленье папы,
То я бы до десятидневной даты,
Тебя бы вызвал на смертельный бой
И правду доказал своей рукой!
Но в поединке встречусь я с тобою,
Потом, когда покинешь этот край,
Найду тебя повсюду, так и знай!
К последнему тогда готовься бою»!
Сэр Ланселот вздохнул тогда печально,
Глаза его в слезах, и так сказал:
«О, королевство, где я честь познал,
Возлюбленное мной превыше дальних
И ближних королевств, где я бывал,
В твоих пределах славу я снискал.
И вот тебя бесславно покидаю
Прощай, прощай! Душа моя рыдает.
Я изгнан беспричинно из тебя
И ухожу страдая и любя!
Я пользовался здесь огромной славой!
Моим мечом умножена была
По миру слава Круглого Стола!
Своей заслугой вижу это главной!
И потому-то, знай же сэр Гавейн:
Я буду жить за днём прекрасный день
На землях собственных моих прекрасно.
Ещё скажу, чтоб было крайне ясно:
Ко мне с войной вам лучше не идти.
Для вас не знаю худшего пути.
Вы, сэр Гавейн, коль на меня пойдёте,
Не вздумайте как ныне обвинять
Меня в измене. Мне ведь отвечать
На ваши обвинения придётся»...
«Да, как тебе угодно поступай!–
Вскричал Гавейн,– но только уезжай!
Из наших глаз спеши быстрее скрыться!
И следует тебе поторопиться!
Последуем мы вскоре за тобой
Обрушим самый крепкий замок твой
Тебе на голову»! «Нужды не будет!–
Ответил Ланселот,– Да если б я
Желал бы с вами встретиться в боях,
То для решенья в битве наших судеб,
Я в ратном поле вас бы повстречал
И в честной битве должное воздал».
«Твоих речей не нужно нам тем более!
И в замке отыщу тебя, и в поле!–
Вскричал Гавейн,– А ныне поспеши
И королеву королю вручи,
И вон из замка, рыцарь злой и дерзкий»!
«Ну, что ж,– промолвил тихо Ланселот,–
Когда б я знал, какой приём тут ждёт,
То дважды бы подумал до поездки.
И если б королева мне была
Дороже чести Круглого Стола,
Как вы на нас клевещете втихую,
О встрече нашей новости смакуя,
То я б не побоялся удержать
И в замке королеву отстоять
От самой мощной рыцарской дружины»!
И к королеве обратился он
С тяжёлым сердцем, мрачен и влюблён,
Мечты о счастье навсегда отринув:
«Я должен вас покинуть, госпожа.
Разлука режет сердце без ножа.
Вас заклинаю за меня молиться,
А сам я, что со мною не случится,
И поутру и на ночь, всякий раз
Молиться буду Господу за вас.
Коль языки, не знающие чести,
Ещё раз навлекут на вас беду,
Знать дайте мне, и я с мечом приду.
И если рыцарь есть на белом свете,
Который снова сможет вас спасти,
То это буду я, и все пути,
Все чаянья мои я к вам направлю,
С оружием в руках молчать заставлю
Клеветников, управу я найду,
Беду от вас, как прежде, отведу»!
Поцеловал он королеву нежно
И громко крикнул: «Я хотел бы знать
Осмелится ли кто-нибудь сказать,
Что королева и сейчас и прежде
Артуру господину неверна,
Что изменяла королю она?
Пусть тотчас говорит, коли посмеет,
Тогда со мной сразиться он успеет»!
Ни слова не звучит ему в ответ.
Желающих сражаться в замке нет.
И королеву он подвёл с поклоном
К сидящему на троне королю.
И руку отнял у неё свою,
И вышел. Тут все лорды и бароны,
Все герцоги и графы, короли
Сдержать рыданья больше не смогли.
Рыдали все. И рыцари и дамы.
Лишь сэр Гавейн, из них суровый самый,
Не плакал, только пристально смотрел,
Как Ланселот в седло у стражи сел
И поскакал, не оглянувшись даже
В свой замок, где недавно счастлив был,
В Весёлой Стражи замок, где любил,
Который замком стал Печальной Стражи.
Так называл он замок свой с тех пор
Когда покинул королевский двор.
Двор короля Артура он оставил
Отныне навсегда. Себя заставил
Принять изгнанье рыцарь Ланселот.
И новой жизнью он теперь живёт.