Сэр Ганский Борс пожаловал в Винчестер
Искать кузена всюду в тех местах:
В окрестных замках, в дебрях и лесах.
О нём к Лавейну принесли известье
И тот его немедля повидал.
«Любезный рыцарь, Борс ему сказал,–
Прошу сердечно, душу не томите!
Меня вы к Ланселоту проводите,
Немедля к господину моему
Хочу прибыть. Всё рассказать ему»!
«По коням, сэр, за час на месте будем,
И сможете увидеть вы его,
Кузена, господина своего,–
Промолвил сэр Лавейн,– Наш путь не труден.
Когда к жилищу прибыли они,
Где коротал свои отшельник дни,
Они в подворья въехали ворота.
И вот сэр Борс увидел Ланселота.
Смертельно бледный, видно еле жив,
Недвижимо на ложе тот лежит.
Любовь и жалость душу захлестнули.
Сэр Борс над ним прегорестно рыдал.
Когда вернулась речь, он так сказал:
«Я Господа молю, чтоб к вам вернулось
Здоровье ваше, радостные дни,
Чтоб поскорее к вам пришли они!
Ведь от беды моей я так страдаю.
Я впрямь себя злосчастным полагаю.
Боюсь, Господь разгневан на меня:
Он попустил, чтоб я при свете дня
Жестоко ранил вас – надежду рода!
Славнейшего и главного средь нас!
Зачем я столько сил имел в тот час,
Чтоб ранить вас до страшного исхода?!
Ведь я тогда постыдно налетел
И в три меча числом вас одолел.
А вы могли убить, но пощадили –
Вы ни меня, ни братьев не убили!
Но мы не так тогда себя вели.
Мы с родичами до смерти дрались!
И я тому дивиться не устану,
Что сердце, кровь моя служили мне,
На том турнире, словно на войне!
Я страшную тогда нанёс вам рану.
За это, господин мой Ланселот,
Прощения прошу. За годом год
Служить вам стану правдою и верой.
Я вас люблю и предан вам безмерно»!
«Кузен любезный, из любви ко мне
Вы здесь наговорили в тишине
Напраслины немало и наветов
На самого себя. Всё это вздор.
Закончим неприятный разговор.
Я так вам рад. Мне не по вкусу это,–
Сказал сэр Ланселот,– Моя вина
Не легче вашей. Всем она видна.
Желал я по гордыне непременно
Всех одолеть в бою одновременно.
И жизнь свою едва не потерял.
Ведь, если б я вам больше доверял,
То вовремя бы это всё открылось.
И страшной раны я б не получил.
И при дворе Артура ныне жил.
Однако, что случилось, то случилось!
Так встретим с радостью, что Бог пошлёт.
Оставим это, поглядим вперёд.
Поговорим о чём-нибудь весёлом
И о придворной жизни у престола,
И как меня скорее излечить,
Чтоб я опять сражаться мог и жить»!
Сэр Борс склонился тут к его кровати,
О гневе королевы рассказал.
Ему почти дословно передал
Её упрёки и её проклятья
За тот рукав, что он в бою носил,
На шлем его, как знамя нацепив!
Что у Прекрасной Девы Астолата
О нём узнал сам сэр Гавейн когда-то,
Лишь только щит заветный опознал,
Что у Элейны под чехлом лежал.
«Так значит, королева наша в гневе?–
Спросил сэр Ланселот,– Я огорчён.
Я неповинен! Буду ли прощён?
Смогу ли доказать я королеве,
Что красный тот рукав носил в бою,
Чтоб личность не раскрыли в нём мою»?
«Мой господин, я всё открыл ей ясно.
Но были все слова мои напрасны!
И леди говорила против вас,
Гораздо больше, чем я вам сейчас!
Но, сэр, как погляжу, девица эта,
Что так хлопочет ныне возле вас,
Чей взор горит любовью всякий раз,
Когда на вас глядит она с приветом,
Не та ль она, кого и там и тут
Все люди здешних мест теперь зовут
Прекрасной Девою из Астолата?–
Спросил сэр Борс,– Душе отрада
Смотреть, как аккуратна и точна
В своих лечебных действиях она»!
«Да, это так,– сэр Ланселот ответил,–
Как удалить её не знаю от себя.
Она при мне, страдая и любя.
И не уедет ни за что на свете»!
«Зачем её вам нужно удалять?–
Спросил сэр Борс,– Какая благодать!
Научена всему, собой прекрасна,
Имеет добрый нрав и разум ясный!
Вот если бы, кузен любезный мой,
Могли вы полюбить её душой…
На то, увы, одна лишь Божья воля,
А я вам не советчик, только друг,
Но вижу в этой деве вольный дух.
Она вас любит, жертвуя собою»!
«Мне очень жаль,– сказал сэр Ланселот
Но дальше дружбы дело не идёт».
«Не первая она, кто понапрасну
О вас хлопочет из девиц прекрасных,–
Сказал сэр Борс,– и это, право, жаль.
В душе моей досада и печаль».
И так они беседовали вместе
И о любви, и о других делах.
Прошло четыре дня и на глазах
Сэр Ланселот воспрянул. Как предвестье
Выздоровленья тела своего,
Он снова крепким ощутил его.
Тут весть до них дошла, что очень скоро
В День Всех Святых, отставив разговоры,
О том, кто впрямь недавно победил,
Король Артур турнир начать решил.
«О, это правда?– Ланселот взбодрился,–
Тогда ещё побудьте здесь со мной,
Пока я не окрепну, дорогой,–
Кузену он сказал. Я возродился!
Я поправляюсь! Вас и жизнь любя,
Гораздо лучше чувствую себя»!
«И, слава Господу,– сэр Борс ему ответил.
Вы лучший рыцарь, сэр, на белом свете»!
И дни выздоровления пошли.
Они в лесном жилище провели
Почти что целый месяц. С Ланселотом
Всегда была Элейна. И она,
Страдая, безответно влюблена,
Ему дарила нежность и заботу.
И ни дитя, и ни одна жена
К отцу семьи и к мужу, как она
Не относились. По ночам без сна
Дежурила красавица бывало.
И слёз над ним лила она немало,
Когда бывало очень тяжело,
С отшельником делила ремесло
И к жизни Ланселота возвращала.
И был сэр Борс доволен очень ей.
Благодарил за то, что много дней
Свою заботу брату посвящала.
И вот Лавейн, сэр Борс и Ланселот,
Решив, что время действий настаёт,
Отшельника найти просили травы.
Он разыскал их в глубине дубравы.
Прекрасную Элейну Ланселот
Для сбора трав в дубраву эту шлёт:
«Они необходимы для купанья»!
А сам тотчас Лавейна попросил,
Чтоб тот его в доспехи облачил.
Себе желал он сделать испытанье.
И в облаченье полном на коня
Он сел с копьём в руке под солнцем дня,
Рукой привычной натянул удила.
А конь под ним стал рваться с места с силой,
Ведь целый месяц в яслях простоял,
Живой травы и солнца не видал.
В упор железный Ланселот вставляет,
Готовясь к бою, древко от копья,
Касается он шпорами коня.
И, радуясь, скакун почти взлетает!
Искуснейший наездник был седок.
Волнение коня он превозмог.
Копьё его не дрогнуло в упоре!
Напрягся мощно он себе на горе.
Коня направить было нелегко,
А напряженье слишком велико.
Открылась затянувшаяся рана –
Разорвалась снаружи и внутри.
Пронзила боль. Издав ужасный крик,
Сэр Ланселот стал падать, как в тумане:
«Сэр Борс! Ко мне! На помощь! Сэр Лавейн!
Пришёл конец мой! Рыцари, скорей!–
И повалился в сторону, на землю.
И вот, как мёртвый он лежит под сенью
Лесных деревьев. Бросились к нему
Сэр Борс с Лавейном, чтоб помочь ему.
Они бежали с возгласами горя.
А из лесу в тот час Элейна шла.
Она на их стенанья подошла.
И, как волна, что в скалы бьётся в море,
Девица ринулась любимого спасать.
Его, рыдая, стала целовать.
И в чувство привести его старалась.
И сэра Борса гневно упрекала.
И упрекала брата своего
Изменником обозвала его.
«Как с ложа вы поднять его решились?!–
Она кричала,– Если он умрёт,
Любой из вас тотчас под суд пойдёт!
Вас обвиню во всём, что совершили»!
Но вот отшельник подошёл туда.
Крушенье видит долгого труда
Целитель старый Бедуин Бретонский.
Он ищет в павшем жизни отголоски.
Вот рыцарь издаёт чуть слышный стон,
Обильно кровью истекает он.
Отшельник повелел его немедля
В дом отнести, с него доспехи снять
И уложить в удобную кровать.
К леченью приступить он не замедлил:
Дал что-то выпить, что-то в нос вложил.
Затем он кровь ему остановил.
И вот сэр Ланселот пришёл в сознанье.
«Зачем пошли на это испытанье?–
Спросил его отшельник,– Может быть
Вам, рыцарь, просто надоело жить»?
«Я полагал себя вполне окрепшим,–
Отшельнику ответил Ланселот.–
А тут мне сообщили, что пройдёт
В День Всех Святых турнир. И, чтоб потешить
Упавший дух, решил я испытать
Смогу ли, как бывало, воевать»!
«Сэр Ланселот,– промолвил с укоризной
На то отшельник,– Не дороже жизни
Участие в турнире быть должно.
Конечно, если вам не всё равно!
Но, вижу я, что нет, неистребимы
Ваш ратный дух и мужество в груди
До дней последних, ждущих впереди!
Сейчас лежать должны вы недвижимо.
Вам на турнир теперь дороги нет.
Однако, дать хочу я вам совет:
Вы сэра Борса на турнир пошлите.
Пусть с Божьей помощью он отличится.
Когда турнир закончен будет там,
А сам сэр Борс вновь возвратится к нам,
Вы будете вполне здоровы снова.
Конечно, коль не станете опять
Мои советы грубо нарушать.
Всё будет хорошо, даю вам слово»!
Вверх