О Любви

Поэма по фантастическому рассказу Рэя Бредбери.

Энн Тейлор переехала в Гринтаун,
учительствовать в местной летней школе.
То был, пожалуй, самый первый раунд
в трагедии с её грядущей болью.
И было ей тогда двадцать четыре,
а Бобу Сполдингу недоставало
двух месяцев, что, в общем, и немало,
когда четырнадцать отметит с миром.
Но разница такая в десять лет
подчас причиной может стать для бед.

Энн Тейлор в городке запомнил каждый.
Учительницу так любили дети!
Старались принести ей с видом важным
кто апельсин, кто алых роз соцветья.
Она была такая, что казалось,
когда идёт по улице неспешно,
под зеленью дубов, акаций нежных,
что это лето в город перебралось.
Она, как персик на снегу зимы,
как день погожий после зимней тьмы,

когда природа в равновесье полном,
листом кленовым, реющим в потоках
лесного ветерка бодрящих волнах,
к нам в город опустился издалёка.
Так считанные дни похожи эти
на Тейлор Энн – учительницу нашу,
несут такую радость полной чашей,
что именем её назвали б дети
такие чудо дни в календаре,
их лучшими считая на земле.

А что до Боба Сполдинга – с ним ясно:
он был из тех мальчишек своенравных,
что в одиночестве живут прекрасно.
Бывало в октябре он вечерами
по городу бродил, и листьев стаи,
что облетели под осенним ветром,
за ним стремились, обнажая ветви.
бульвар осенний с шорохом листая.
А можно по весне его в реке
увидеть от мостков невдалеке.

Плывёт неторопливо и свободно,
как рыба белоснежная, большая.
Наплававшись, домой летит голодный.
где мама пирожками утешает.
А к осени лицо его темнеет
и, как каштан блестит в осеннем свете.
Частенько вы б могли его заметить
на дереве, куда один он смеет
вскарабкаться, разлечься на ветвях
и там качаться, презирая страх.

Потом, бывает, долгими часами
читает парень книги на поляне.
И солнце уходящими лучами
прощается с землёй в речном тумане.
А вечерком он в шахматы играет.
Но сам с собой. Привычная картина.
А иногда на чёрном пианино
мелодию по слуху подбирает.
Проходят дни, а Том всегда один.
С ребятами не встретишь. Нелюдим.

Мисс Тейлор Энн тогда вошла впервые
в их класс. И на доске им написала
красивым круглым почерком простые
два слова. Просто имя для начала.
А класс притих. Не шелохнётся даже.
«Меня зовут Энн Тейлор,– голос чистый,
и взгляд такой приветливый, лучистый,–
Я новая учительница ваша»!
И комнату, казалось, залил свет,
как будто школьной крыши больше нет,

как будто птичьи трели зазвенели…
Боб Сполдинг добрый шарик приготовил
из жёваной бумаги, с явной целью
пустить его недрогнувшей рукою
учительнице в спину для знакомства.
Но полчаса всего её послушав,
как летний день в свою впустил он душу.
и напрочь позабыл о вероломстве.
С учительницы глаз он не сводил.
Разжал кулак, и шарик уронил.

В тот день, когда закончились уроки,
он в классе доски начал мыть прилежно.
Мисс Тейлор перечитывала строки
в тетрадках, завершая день успешно.
«Ты это, что?– и к Бобу обернулась.
«Так, грязные они,– ей Боб ответил.
«Ты очень хочешь вымыть доски эти»?
Смутился Боб, лицом к ней повернувшись:
Я разрешенья должен был спросить»?
«Считай, спросил. Уж так тому и быть,–

ответила мисс Тейлор, улыбнувшись.
Когда улыбку эту Боб увидел,
он тотчас от смущения очнувшись,
накинулся на доски. В лучшем виде
они мгновенно в классе засияли.
«Спасибо, Боб»! «А можно я их буду
мыть каждый день? Ни разу не забуду!
Их чище никогда не отмывали! –
воскликнул Боб. «А, может, так и быть,
другие пусть попробуют помыть?–

сказала мисс Энн Тейлор. Боб ответил:
«Я сам хочу всегда их мыть отныне»!
«Ну, пару дней помой, раз так наметил,
потом посмотрим, мы же не в пустыне».
Он всё не уходил. Она сказала:
«Тебе пора домой. Ты задержался».
Боб неохотно с нею попрощался,
пошёл из класса, сгорбившись устало.
А поутру у домика её,
Где с пансионом мисс сняла жильё.

Боб Сполдинг точно к выходу явился.
«А вот и я!– сказал он ей смущённо.
«Представь себе, но я не удивилась!–
И на неё он глянул восхищённо.
Минуты две в пути они молчали.
«Позвольте, понесу я ваши книги»?
«Спасибо, Боб»! «Ну, труд ведь не великий»!
И более ни слова не сказали.
Немного сверху глянула она
на парня. странной радостью полна.

Он рядом шёл раскованно, привольно.
Решила: пусть заговорит он первым.
Но Боб молчал, своей довольный ролью.
И к школе подошли маршрутом верным.
Он книги отдал ей, сказав тихонько:
«Пожалуй, дальше я один отправлюсь,
а то потом с насмешками не справлюсь.
Ребята не поймут меня нисколько».
«Не понимаю, кажется, и я,–
сказала Энн. «Ну, как же? Мы друзья!–

серьёзно, прямодушно Боб отметил.
«Боб!– начала она. «Что, мэм»? «Да, ладно»…
И прочь пошла. «Я в класс,– ей Боб ответил.
Потом он две недели аккуратно
после уроков мыл неспешно доски,
сворачивал развёрнутые карты,
пыль протирал на глобусе и партах.
Она меж тем, одетая неброско,
тетради проверяла в тишине.
И класс, казалось, спал в волшебном сне.

К закату солнце медленно склонялось.
Листы шуршали, да перо скрипело.
Жужжала муха – улететь пыталась
и на стекло бросалась то и дело.
Иной раз тишина стояла в классе
едва не до пяти часов вечерних.
Глядит мисс Энн: её соратник верный
застыл на задней парте, как в экстазе.
Он смотрит на неё, решенья ждёт,
когда закончит и домой пойдёт.

«Пора домой,– из-за стола вставая,
мисс Тейлор скажет, распрямляя плечи.
«Да, мэм! Пора,– Том Спалдинг подтверждает,
ей шляпу и пальто несёт навстречу.
И запирает класс – её забота.
И через двор идут, уже пустынный.
Рисуют тени странные картины.
И солнце за магнолии уходит.
Приятно Тому рядом с ней идти.
О чём не говорят они в путь!

«Когда ты вырастешь, кем стать захочешь?–
«Писателем, – ответил Боб,– я стану».
«Желание должно быть сильным очень,
Работать ведь придётся неустанно»!
«Да, знаю, но попробовать желаю.
Хороших книг прочёл уже немало.
Мне многое теперь яснее стало.
Что есть в библиотеке, всё читаю».
«Так, что ж домой с уроков не идёшь –
неделю за неделей доски трёшь»?

«Мне нравится,– ответил Боб сурово.
Я никогда не делаю такого,
что мне не нравится. Даю вам слово»!
«И всё таки, понять я не готова…–
сказала мисс Энн Тейлор,– почему»…
«Иначе не могу я, – Боб ответил–
Потом подумал,– Есть ещё на свете
любимые, известные ему,
за городом прекрасные места,
где тишина, покой и красота.–

Мисс Тейлор, он сказал,– просить вас можно»?
«Смотря о чём,– мисс Тейлор отвечала.
И начал Боб довольно осторожно.
Всё в общем рассказал ей для начала:
«От Бьютрик-стрит хожу я по субботам
вдоль берега реки до Мичигана.
Обычно выхожу не очень рано.
К чему в субботу лишние заботы?
Там столько раков, бабочек, птичья!
Ещё цветы по берегам ручья.

Так, может быть, и вы со мной пойдёте»?
«Благодарю тебя. Боюсь, что не успею».
«Нельзя же вечно думать о работе!
День весело пройдёт»! «Я сожалею»!
Хотел спросить, чем занята мисс будет,
да прикусил язык. На миг умолкли.
Потом Боб нерешительно промолвил,
что этот день мисс Тейлор не забудет.
«Я сандвичи возьму и про запас
шипучку охлаждённую для нас.

Отправимся по берегу речному
не торопясь, тихонечко, вразвалку..
И к озеру придём мы голубому
примерно в полдень – тёплый, но не жаркий.
Там отдохнём, попьём и перекусим
и в путь обратный, снова вдоль реки.
Там раки и красавцы-мотыльки,
и плещутся в воде большие гуси.
Мы бабочек для вас наловим там,
а дома будем ровно к трём часам».

«Спасибо, Боб, но нет,– мисс Энн сказала.–
В другой мы раз отправимся, возможно».
Так безнадёжно это прозвучало.
Боб посмотрел печально и тревожно:
«Наверное, просить не нужно было»?
«Ты вправе попросить о чём угодно,–
сказала мисс Энн Тейлор,– и свободно.
Ведь я о нашей дружбе не забыла».
Вот книжку у себя она нашла
и Бобу для прочтенья отдала.

Он с благодарностью её уносит,
глаз не смыкая, до утра читает.
Поговорить о книге сердце просит.
Боб утром с ней ту книгу обсуждает.
Теперь он каждый день неподалёку
от дома, где жила мисс Энн, утрами
её встречает за двумя домами,
от всех скрываясь, чтобы ненароком
его оттуда кто-то не засёк.
И вместе с ней идёт он на урок.

И всякий раз при встрече начинает
мисс Энн: «Но, Боб»… И не кончает фразу.
А ведь сказать хотела: пусть встречает
её в последний раз он, и ни разу
не должен больше ждать её у дома.
Беседуя, до школы шли, как прежде.
Боб говорил ей о своих надеждах,
о Диккенсе, о Киплинга фантомах,
о По, других писателей трудах.
И радость пробуждалась в их сердцах.

Раз на столе мисс Тейлор увидала
большую бабочку – красивая такая!
Спугнуть хотела, чтобы улетала.
Но бабочка была та неживая.
Её на стол, как видно, положили,
когда мисс Энн из класса выходила.
Она весь класс глазами обводила,
чьих дело рук, и так прекрасно зная.
А Сполдинг Боб всех позади сидел.
Невозмутимо в книгу он глядел.

И в эти дни она себя поймала
на мысли, что не может вызвать Боба,
что пропускать в журнале классном стала
фамилию его… сегодня снова…
Вот карандаш её ползёт по списку
и до его фамилии доходит,
и дрогнул, в нерешительности бродит.
Преодолев как будто некий искус,
другого выбирает на предмет
держать сегодня у доски ответ.

Когда они идут вдвоём из школы,
и в школу по утрам проходят рядом,
она глядит вперёд, вокруг и долу,
а на него не может даже глянуть.
В иные дни, когда стирал он губкой
с доски высоко поднятой рукою,
она смотрела на него порою.
от дела оторвавшись на минутку.
Зачем? Себе ответить не могла.
Так получалось… Вот и все дела…

И вот субботним утром Боб на речке
ловил под камнем раков безуспешно.
С мисс Энн о встрече не было и речи,
и парень развлекался безутешно.
Глаза он поднял: у воды стояла,
у самой кромки, собственной персоной
мисс Тейлор. Солнце золотой короной
её головку сзади освещало:
«А вот и я»! И распрямился он.
«Представьте, я совсем не удивлён!–

промолвил Боб. «Теперь ты мне покажешь
и бабочек и раков, птичек местных,–
сказала мисс Энн Тейлор,– и расскажешь
о всех твоих скитаниях чудесных»!
Они до озера дошли. Сидели
там на песочке, солнцем разогретом.
И наслаждаясь бесшабашным летом,
большие сэндвичи с ветчинкой ели,
шипучку пили. Ветерок играл –
ей волосы легонько развевал.

«Ух, здорово!– промолвил Боб,– ни разу
так здорово я не гулял в субботу!
И видно этим только вам обязан»!
«Не думала и я, что на природе
я окажусь на пикнике весёлом»…
Боб подхватил, не дав закончить фразу:
«С мальчишкой, что со мной, как по заказу,
учеником моей же средней школы»!
«А всё равно ведь очень хорошо»!
«Хотелось бы когда-нибудь ещё»…

На этом прекратились разговоры.
И лишь позднее Боб сказал угрюмо:
«Крадём мы с вами радость, словно воры.
Ведь так не полагается. Я думал:
ну почему гулять под ясным небом,
и бабочек ловить, жуков и раков,
есть сандвичи так весело, однако,
отец и мать сочли бы, что нелепо
так время проводить, а ребятня,
узнавши, засмеяла бы меня.

Да и над вами стали бы смеяться
коллеги ваши, о прогулке зная»!
«Боюсь, что так. Не стоит удивляться,–
мисс Энн сказала,– И не понимаю,
как получилось, что сюда пришла я»!
Закончен день. А с ним и всё, что было
во встречах этих двух происходило:
три данаиды, раки, уток стая…
на этом можно перечень закрыть,
Ещё шипучку, сэндвичи включить.

А в понедельник утром до уроков,
мисс Тейлор Боб напрасно дожидался.
Она, нарушив утренние сроки,
гораздо раньше в школе оказалась.
Домой ушла с последнего урока,
и головная боль была причиной.
А вечером, охваченный кручиной,
Боб возле дома бродит одиноко,
но постучаться в дверь её не смеет.
И бродит по округе он. Темнеет.

Во вторник вновь они в затихшем классе.
Боб счастлив, словно вечер бесконечен,
как будто море времени в запасе.
Он влажной губкой доски трёт беспечно.
Мисс Тейлор у стола сидит уютно,
тетрадки, как обычно, проверяет,
и длится время, как она желает:
покой и счастье в этой тишине,
и безразлично, что творится вне.

И вдруг раздался бой часов на башне,
на здании суда, что в двух кварталах.
Тот гулкий звон, который знает каждый,
разбил покой. Его, как не бывало.
Всё тело от вибраций содрогалось,
прах времени с костей прочь осыпался,
в кровь проникал он, и тогда казалось,
что старость неуклонно приближалась.
Плывёт ударов мощных хоровод –
то времени неукротимый ход.

Пробило пять. Мисс Тейлор долгим взглядом
на часики наручные взглянула.
За этот час покоя и отрады
ни слова между ними не мелькнуло.
«Боб, подойди пожалуйста,– сказала.
Боб губку отложил неторопливо.
«Да, мэм, иду,– ответил прозорливо.
«Садись сюда,– и место указала.
«Да. Хорошо,– ответил Боб садясь.
Она в глаза смотрела, не таясь.

Боб отвернулся, а она сказала:
«О чём поговорить с тобой хочу я
ты догадался с самого начала»?
«Да, догадался. Сам о том тоскую»…
«Тогда – о чём? Быть может, скажешь первым»?
«Ах, мэм, о нас,– не сразу Боб ответил.
«Вот оба мы с тобой живём на свете.
Но ты тринадцать лет живёшь наверно»?
«Да, мэм. Уже четырнадцать почти».
«А сколько мне? Ответь же, не молчи»!

«Я слышал, мэм, что вам двадцать четыре»!
«Двадцать четыре»! «Но ведь очень скоро,
лет через десять – капля в нашем мире,
мне столько же исполнится бесспорно»!
«Как ни прискорбно, ты сейчас моложе,
а десять лет, поверь мне, срок немалый,
хотя ведёшь себя ты, как бывалый»!
«Ведь это правда!? Чувствую я то же»!
«Да, это правда»! «Иногда ведь я,
Довольно взрослым чувствую себя»!

«Ты и ведёшь себя, как истый рыцарь,–
сказала мисс Энн Тейлор,– К сожаленью.,
тебе сейчас не двадцать и не тридцать»…
«Да, я ещё не взрослый, к огорченью,
но взрослым ведь себя я ощущаю»!
«Отлично. Не вертись. Сиди спокойно.
Поговорим разумно и достойно,
что с нами происходит понимая.
Мы всё ведь понимаем? Это так»?
«Наверно, мэм, ну я же не дурак»!

«Давай-ка для начала мы признаем,
что мы друзья, и самые большие!
И никогда, я это точно знаю,
мне так, как ты, не нравились другие».
Боб покраснел, она же продолжала:
«И за тебя теперь скажу полслова:
ты чувствуешь, поверить я готова,
что никогда на свете не бывало
учительницы лучшей для тебя»!
«О, нет! Гораздо больше! Знаю я»!

«Возможно больше. Но смотреть придётся
в глаза той правде, что понятна людям.
Что принято и всеми признаётся,
что аксиомой было, есть и будет.
Я много дней об этом размышляла.
Не думай, будто, что-то упустила,
что чувства я свои не оценила.
Таких, как ты я прежде не встречала.
Да, ты незаурядный мальчик, Боб:
прекрасная душа, упрямый лоб.

Себя, мне кажется, я тоже знаю.
Вполне здорова телом и душою.
Но из других тебя я выделяю,
и потому отрадно мне с тобою,
что я ценю твою незаурядность
и душу добрую, любовь к природе,
твоё стремленье к знаниям, к свободе.
Но в нашем мире это не понятно.
И лишь тогда все эти чувства в счёт,
когда о взрослом муже речь идёт».

«Всё ясно,– Боб сказал,– Всё очень просто:
конечно, будь я лет на десять старше
на тридцать сантиметров выше ростом.
всё было б по-другому, но не раньше!
Но, как глупы все эти рассужденья!
Судить по росту свойства человека»!?
«Но люди так и думают от века–
сказала мисс Энн Тейлор,– Это мненье
цветёт среди людей во всей красе»!
А Боб на то отрезал: «Я не все»!

«Я понимаю. Ты нелепость видишь
в таких сужденьях. Ты в душе ведь взрослый.
Ты чувствуешь, что прав и ненавидишь
всех тех, кто судит о тебе по росту!
Тебе стыдиться нечего! Ты знаешь.
Тебе и вправду нечего стыдиться.
Таким уж довелось тебе родиться.
Ты совершенно чист и понимаешь,
что я перед тобой вполне чиста».
«Вы тоже,– Боб сказал,– моя мечта»!

«Когда-нибудь возможно люди станут
настолько справедливы, что они
судить себя по виду перестанут,
как судят всех по виду в наши дни.
Душевный возраст распознать сумеют.
И о подростке смогут точно знать,
что он мужчина лет на двадцать пять,
хоть телом юный мальчик, что взрослеет.
Ответственность свою он сознаёт
и, как мужчина мыслит и живёт.

Но далеко нам до того прозренья.
Пока, боюсь, мы, Боб, должны считаться
с общественным, вполне привычным мненьем
про возраст твой и рост. Не забываться».
«Не нравится мне это положенье,–
промолвил Боб. «Не нравится мне тоже,–
сказала мисс Энн Тейлор,– Но негоже
пренебрегать им. В этом нет сомненья.
Ведь ты не хочешь, чтобы мы с тобой
несчастны стали перед всей толпой?

А этого не миновать, поверь мне!
И ничего придумать невозможно
для нас с тобой. Позор, расстройство, нервы…
Ведь необычно то, что так тревожно
мы говорим о нас с тобой открыто».
«Да, мэм, всё так». «Но мы, по крайней мере,
друг друга понимаем в полной мере,
и нет меж нас упрёков и обиды.
А в дружбе ничего плохого нет,
и в мыслях неприметен даже след.

Ведь мы с тобою ничего такого
не представляем, о дурном не мыслим»!
«Да, это правда. Ничего плохого.
Но только вы в моей душе и мыслях.
И ничего я не могу поделать»!
«Теперь решить нам нужно, как быть дальше,
как выбраться скорей из тёмной чащи,–
сказала мисс Энн Тейлор,– Что нам делать?
Пока об этом знаем мы с тобой,
но вскоре ведь узнает кто иной!

В другую школу я могу, пожалуй,
перевестись. И вот оно решенье»!
«Нет, нет!– воскликнул Боб, Забот немало,
чтоб изменить здесь ваше положенье»!
«Тогда тебя, быть может, мы отправим
в другую школу, чтобы там учился»?
«Не нужно это. Всё само решится,–
ответил Боб,– а случай всё исправит».
«Зачем не так, как предлагаю я»?
«Мы уезжаем. Вся моя семья!

И в Мэдисоне будем жить отныне.
Ещё три дня, и мы переезжаем».
«Не мы ль отъезда вашего причина»?
«Да, нет! Отец там место получает»!
Миль пятьдесят всего до Мэдисона.
В Гринтауне смогу бывать свободно.
Вас повидать могу, когда угодно.
Мне здесь всё так приятно и знакомо»!
«По-твоему разумный это план»?
«Наверно, нет… Один самообман»…

Сидели молча. «Я не понимаю,
когда же это с нами приключилось?–
беспомощно промолвил Боб «Не знаю,–
ответила мисс Энн.– Так получилось.
Никто и никогда того не знает.
Тысячелетия гадают люди,
когда придёт любовь, как это будет.
И сразу, что пришла, не понимают.
Издревле так устроен белый свет:
друг друга люди любят, либо – нет.

Порой любовь меж теми возникает,
кому не надо бы любить друг друга.
Никто из них себя не понимает
в пределах заколдованного круга.
И я себя сейчас не понимаю.
И ты, я вижу, тоже весь в смятенье.
Единственное верное решенье
даёт нам жизнь сама. Я это знаю».
«Пожалуй, я домой,– промолвил Том.
Вечерний свет разлился за окном.

«Ты на меня не сердишься»? «Ну, что вы!
Могу ли я, мисс Энн, на вас сердиться»?
«Тогда, ещё одно. Есть древний опыт:
земное бытие воздаст сторицей.
Воздаст всегда, не то и жизнь ведь станет
для всех людей совсем невыносимой.
Сейчас нам плохо, но промчатся мимо
плохие времена, и засияет
нам снова радость. В это веришь ты»?
Отлично бы! Прекрасные мечты»!

«Поверь мне, Боб, и укроти печали,–
она сказала. Боб привстал на месте.
«Вот если бы меня вы подождали!–
воскликнул он,– тогда б мы были вместе»!
«Ждать десять лет»? «Тогда я стану взрослым.
Тогда и мне двадцать четыре будет.
И нашу встречу не осудят люди.
Я подойду по возрасту и росту»!
«А мне за тридцать стукнет той порой.
И стану я, мой друг, совсем другой!

Я думаю, что это невозможно».
«А вы б хотели?– Боб промолвил глухо.
«Хотела б,– отвечала односложно
мисс Энн,– да только крайне это глупо,
и ничего б из этого не вышло,
но я бы очень этого хотела»…
Боб помолчав, хотел сказать ей смело,
но получилось хрипло, еле слышно:
«Мне никогда, нигде вас не забыть.
Вас буду помнить, сколько буду жить»!

«Сказал ты это искренне и честно,–
но ты забудешь. В жизни всё иначе».
«Нет, не забуду! Ведь всегда есть место
в моей душе для вас, и сердце плачет!
Я что-нибудь придумаю наверно,
но не забуду. Вы не сомневайтесь.
Разубедить меня и не пытайтесь.
Всегда останусь дружбе нашей верным»!
Она к доскам неспешно поднялась
и протирать их молча принялась.

«Я помогу вам!– Боб вскочил. «Не нужно,–
сказала мисс Энн Тейлор.– Я управлюсь.
Иди домой. Уж поздно. Дружба – дружбой.
Не нужно, чтобы дома волновались.
И вышел Боб из школы. По дороге,
у самых у ворот он оглянулся.
В окно её увидел. Встрепенулся.
забилось сердце юное в тревоге.
Она стирала медленно с доски.
И видел он движения руки:

вверх-вниз, вверх-вниз рука её ходила.
Прошло три дня. С семьёю Боб уехал.
Шестнадцать лет судьба их не сводила
Шестнадцать лет в Гринтауне он не был.
И вот на днях, проездом из Чикаго,
где был с женой, домой он возвращался.
В Гринтауне на сутки задержался.
Ведь детство здесь прошло его, однако.
Про мисс Энн Тейлор спрашивал не раз,
но здесь её не помнили сейчас.

Потом ему сказал знакомый кто-то:
«Ах, та учительница молодая!
Она здесь проходила на работу.
Хорошенькая, милая такая…
Она ведь умерла спустя два года,
как ты от нас уехал в Мэдисон.
Да, точно. Умерла в тридцать шестом».
«А замужем была или свободна»?
«Нет, помню, незамужняя она.
Была б кому-то славная жена»!

На кладбище пришёл Боб лишь под вечер.
Могилу отыскал. Там, как на страже,
две даты. Он подумал: «Вот и встреча.
Вам двадцать шесть, я на три года старше»...

Позднее в этот день Гринтаун видел,
как Сполдинга жена ему навстречу
шла, улыбаясь с беззаботным видом,
И ей смотрели вслед, приметив нечто.
Она была такая, что казалось,
когда идёт по улице неспешно,
под зеленью дубов, акаций нежных,
что это лето в город перебралось.
Она, как персик на снегу зимы,
как день погожий после зимней тьмы,

когда природа в равновесье полном,
листом кленовым, реющим в потоках
лесного ветерка бодрящих волнах,
к ним в город опустился издалёка.
Так считанные дни похожи сутью
на Боба Сполдинга жену родную,
несут такую радость молодую,
что именем её назвали б люди
такие чудо дни в календаре,
их лучшими считая на земле.

Вверх

© Леонид Михелев 2012; дизайн вебсайта design4music.org