Глава девятнадцатая Случайное открытие

А Гусев в сумерки бродил по дому.
Заняться нечем. Лосева всё нет.
А дом огромный, и не счесть в нём комнат,
проходов, лестниц… И везде свой след
разведчик проложил неукротимый.
В пустынных залах проходил он мимо
портретов и диковинных вещей,
дививших непонятностью своей.

«Живут богато, черти, только скучно,–
зевая на ходу, подумал он.
Но вскоре шум услышал благозвучный:
звон кухонных ножей, посуды звон.
Там управитель голосом писклявым
всех разносил налево и направо.
К порогу кухни Гусев подошёл
и носом подозрительно повёл.

«Здесь чад у вас!– сказал он им по-русски.–
Колпак поставить нужно над плитой.
Живёте, марсиане по-тунгусски».
Э, ну вас всех!– махнул на них рукой.
Он вышел на крыльцо. Сел на ступени.
Свой портсигар достал в вечерней тени.
Неспешно закурил: «Дела, дела»…
А по тропинке девушка прошла.

Ведёрки с молоком несла свободно.
В рубашке жёлтой, с кисточкой колпак.
Поставила ведёрки беззаботно –
с кудряшками не справится никак.
Их разметал весёлый, лёгкий ветер
Их рыжина рыжей всего на свете.
А хитрый ветер – шутников посол,
порывом подхватил её подол.

Она присела и смеясь вскочила.
За вёдрышки и далее бежать.
Улыбкою весёлой одарила –
все зубы умудрилась показать.
Хотел ей Гусев дать «леща» по ходу.
Но воздержался, Он земную моду
на Марсе насаждать не пожелал.
Сидел. Курил. И молча, поджидал.

Действительно, Ихошка возвратилась.
Она, по правде, Ихою звалась,
но Гусев звал Ихошкой. Не сердилась.
Весёлая, смешливая была.
Ей пухлый управляющий был дядей.
И не родства держал её он ради,
а потому что в доме, в кухне их
она всегда трудилась за двоих.

С корзинкой и ножом присела рядом,
умело чистить овощи взялась.
На Гусева помаргивала взглядом.
«У вас, как погляжу я, что за страсть?–
промолвил Гусев,– с вашим полом слабым?
Какие-то синюшные все бабы!
Дурёха ты, Ихошка, между тем.
Не понимаешь жизни ты совсем»!

Ответила ему на это Иха.
Слова её доходят, как сквозь сон:
«Учила в школе я,– сказала тихо,–
в истории священной, как закон:
«Сын Неба злой и нас он ненавидит!
На деле же другое Иха видит:
Сын Неба добрый. Он жалеет нас!
И где же ваш ужасный третий глаз»?

Тут Гусев кашлянул и сел поближе.
А Иха отодвинулась чуток.
Он кашлянул. Минутку неподвижен,
и снова к ней подъехал на шажок.
«Штаны протрёте ездить по ступенькам,–
сказала Иха»! Гусев помаленьку
её умом и чувством понимал.
Он рядом с ней сидел. Чего-то ждал.

И вот Ихошка коротко вздохнула,
склонилась и вздохнула посильней.
Его рука за плечи к ней нырнула,
затем всей грудью он прижался к ней,
обнял, стараясь, чтоб не вышло грубо,
поцеловал девчонку крепко в губы.
Она корзинку с ножичком прижав,
вскочила: «Ах»! и бросилась бежать.

А Гусев посидел, усы пригладил.
Он усмехнулся звёздам в небесах.
Диковинный зверёк фосфорноглазый
подкрался тихо, одолев свой страх.
Лишь только Гусев глянул, шевельнулся,
как, зашипев, зверёк во тьму метнулся.
Поднялся Гусев. Подтянул ремень.
«Пора оставить эту хренатень,–

пробормотал он и подался к дому.
И тут мелькнула Иха перед ним.
По коридорам шли, уже знакомым.
Она теперь покорно шла за ним.
И Гусев ей по-маросиански выдал,
от напряженья морщась, скромный с виду:
«Ты знай, Ихошка, если что – не трусь,
я на тебе, красавица, женюсь!

Ты слушайся меня, моя подруга.
Я здесь, Сын Неба, не для пустяков!
Хочу, чтоб помогали мы друг другу,
Я для тебя на многое готов.
Но я на Марсе человек-то новый.
Порядки ваши, жизни всей основы
мне незнакомы. Можешь рассказать,
кто наш хозяин, звать как, величать»?

«Хозяин наш, – с усилием вникая,
во всё, что Гусев ей наговорил,
ему с испугом Иха отвечает,–
Хозяин наш – всей Тумы властелин».
«Вот это здравствуй!– Гусев стал на месте,–
Врёшь! Кто же он тогда? Король – не меньше»!
«Зовут его Тускуб. Уже немало лет,
как Высший возглавляет он Совет.

И вот ещё– отец он Аэлиты»!
«Понятно!– Две минуты помолчал.–
Поскольку комнаты у вас открыты,
пройдём-ка вместе в тот красивый зал.
Там матовое зеркало я видел.
В таком же нам показывала виды
и Аэлита на закате дня.
Включи его сегодня для меня».

Перед экраном в кресло он уселся.
«И что Сын Неба видеть бы хотел?–
спросила Иха. «Ну, сегодня, сердце,
на главный город я бы посмотрел»!
«Сейчас ведь ночь. Закрыты магазины.
Везде безлюдно. Заперты витрины.
Быть может развлеченья показать?
Приезжему там есть, что повидать».

«Пусть зрелища. Посмотрим развлеченья,–
промолвил Гусев. И тотчас она
в гнездо доски воткнула без сомненья
блестящий штекер, и озарена
возникшим светом, к креслу возвратилась.
На ручке кресла рядом угнездилась
и дёрнула за шнур. И в тот же миг
раздался шум толпы. Затем возник

поток стеклянных сводов бесконечный.
Прожекторные мощные лучи
бродили, освещая быстротечно
дымы цветные. Музыка звучит.
И в клубах дыма головы тонули.
И толпы марсиан тот дым тянули,
ныряли головой, как в водоём.
Им было хорошо, привольно в нём.

«Чем заняты они неудержимо!–
пытался Гусев шум перекричать.
«Там дышат вволю драгоценным дымом.
Им листья хавры подожгли опять,–
взволнованная Иха отвечала.–
Так повелось от самого начала.
Один раз в месяц все бывают тут.
Решением Совета хавру жгут.

Все знают: дым от хавры – драгоценный.
Как дым бессмертия знаком он всем.
Кто дышит им – живёт в своей вселенной
Из мира удаляется совсем.
Им кажется, что жизнь продлится вечно.
Что наслажденье жизнью бесконечно.
Но на дому курить запрещено.
Советом Высшим это решено.

Лишь в этом доме хавру зажигают.
И листья жгут двенадцать раз в году.
Но, кто закон о хавре нарушает,
тот попадает всей семьёй в беду.
За это смерть. И никакой пощады.
А выдавшим курильщика – награда».
«А что мужик тот делает, с косой»?
«Он вертит цифровое колесо.

Число сегодня загадать возможно.
Кто отгадает – очень повезло!
Работу навсегда оставить можно.
Случиться в жизни лучше не могло!
Прекрасный дом – подарок от Совета.
Плюс десять хаши, поле – вот победа!
Плюс лодка для полётов – благодать!
Большое это счастье – угадать»!

Тут Гусев приобнял её за спину.
Она пыталась выбраться. Потом
притихла и сидела очень смирно.
А Гусев всё рассматривал содом.
«Ах, черти! Ну, дают»! Затем сказал он:–
«Ты можешь показать другие залы»?
Она спустилась на пол и опять
другое место стала выбирать.
Возилась долго. Штекер, ну, никак
не лезет в дырки. В глазках Ихи мрак.

Когда вернулась, сев на подлокотник,
вертела шарик от шнура в руках.
А в личике её любой поклонник
заметил бы растерянность и страх.
А Гусев поглядел и усмехнулся.
В её глазах весь мир перевернулся.
«Не бойся, девка. Я тебя не съем!
А замуж уж пора тебе совсем»!

Вздохнула, опустив глаза Ихошка,
а Гусев тихо гладил по спине,
чувствительной и нежной, как у кошки:
«Хорошая, с тобой так славно мне.
Красивая ты синяя девчонка»,,,
И теребил, как малого ребёнка.
«А вот глядите,– молвила она,–
картина интересная видна».

Пол зеркала, что озарилось светом.
закрыла чья-то крепкая спина.
И голос ледяной звучал при этом.
Была ему ответом тишина.
Спина качнулась, и её не стало.
А Гусев видит свод, большую залу.
и часть стены, всю в буквах золотых,
колонны с геометрией на них.

Внизу был круглый стол, парчой накрытый.
За ним сидели, головы склоня,
те марсиане (лица не забыты),
что встретили корабль в начале дня.
Они тогда на лестнице стояли,
землянам ни словечка не сказали.
Перед столом решителен и груб
глава Совета, властелин Тускуб.

И Гусев видит: двигаются губы
и по халату шарит борода.
А сам он, словно каменная тумба.
Но глаз таких не видел никогда:
Они мрачны и взгляд их неподвижен
Под ним любой пристыжен и унижен.
Колючие слова он говорил.
О чём не ясно, но страшны они.

И вот он повторяет раз за разом:
«Талцетл, Талцетл» и правою рукой
бьёт по столу, как будто хочет сразу
своих врагов отправить на покой.
Сидевший перед ним широколицый
белесыми глазами сквозь ресницы
в неистовстве Тускуба прострелил
и закричал: «Нет! Не они, а ты»!

Ихошка вздрогнула. На зеркало смотрела,
не видя и не слыша ничего –
рука большая Сына Неба грела.
Всей спинкой ощущала лишь его.
Когда же в зеркале раздались крики,
когда Совета разглядела лики,
тотчас очнулась. Выпучив глаза,
она от страха подалась назад.

и дёрнула за шнур, дрожа всем телом.
Погасло зеркало. Ихошка говорит:
«Ведь я нечаянно… за это дело
меня сошлют, и мне спасенья нет!
Никто из шохо не имеет права
нарушить самый главный пункт Устава:
подслушивать случайно или нет
о чём наш Высший говорит Совет.

Ошиблась я! Но я не виновата!
Меня отправят в вечные снега!
В пещеры ледяные безвозвратно»!
«Спокойно, Иха! Ты мне дорога,–
обнял её оторопевший Гусев,–
Ведь я с тобою, и не будем трусить!
Чего дрожать? Понятно и ежу,
я никому об этом не скажу»!

Он привалил её к себе и гладил
мягчайшую копну её волос:
«Да не дрожи ты и не бойся дяди,
Ну, что пошла красавица вразнос?
Ах, дурочка, Какая ты девчонка!
Не то зверёк, не то – глупей ребёнка»!
Он Иху пальцем за ухом чесал,
уверенный, что радость даровал.

И, ноги подобрав, клубочком свилась
Ихошка на коленях у него.
Глаза её, как у зверька светились,
что на ступеньках посетил его.
И Гусеву тут стало жутковато.
А в коридоре, тишиной объятом,
двойных шагов звучанье раздалось.
То с Аэлитой в дом вернулся Лось.

Ихошка слезла на пол и нетвёрдо
пошла к двери, ведущей к ним в покой.
А Гусев той же ночью злой и бодрый
у Лося был и говорил с тоской:
«Мстислав Сергеич, плохо наше дело.
Девчонку приспособил я. Умело
она соединяет зеркала.
Смотреть их можно с ночи до утра.

На заседанье Высшего Совета
наткнулись мы случайно в этот раз.
Послушали, и понял я при этом:
Тускуб решил – они погубят нас»!
Лось слушал и не слышал совершенно.
Мечтательно глядел самозабвенно.
«Всё, Алексей Иваныч, колдовство.
Тушите свет. Не нужно ничего»…

И Гусев постоял. Промолвил мрачно:
«Так, так!– И помянул при этом мать,–
Как вижу примарсились мы удачно»!
Ну, спать».

Вверх

© Леонид Михелев 2012; дизайн вебсайта design4music.org