Войска повстанцев заняли весь город.
Дежурили на пунктах городских,
указанных им инженером Гором,
готовые в бою стоять за них.
Но мёрзли на постах холодной ночью.
Прохладно этой ночью было очень.
Случайный холод для такой поры.
И Гусев приказал разжечь костры.
Неслыханным казалось это дело.
Ведь в городах за пару тысяч лет
живой огонь никто разжечь умело
не мог. Его лишь в песнях след.
А перед Домом Высшего Совета
костёр сам Гусев разложил. При этом
повстанцами костёр был окружён.
Какие чувства вызывал в них он?
Они тихонько завывали: «Улла».
Костры на всех пылают площадях.
Ютятся у костров своих сутуло.
На лицах восхищение и страх.
За окнами подсвеченной столицы
мелькают в страхе голубые лица.
В тревоге и тоске глядят они
в невиданные ранее огни,
в фигуры краснолицых оборванцев.
Но многих в городских квартирах нет.
Они ушли, спасаясь от повстанцев,
в предчувствии больших грядущих бед..
И тишина. Костры. Звенит оружье.
Как будто сотни лет вернулись вновь
и по местам, почти забытым, кружат,
блуждая по обрывкам давних снов.
В седле крылатом Гусев облетает
расположенье войск. Он ниспадает
на площади из звёздной темноты.
И тень его огромной высоты
среди костров повстанцев ходит тихо.
Да! Сыном Неба он казался им,
сошедшим с пьедестала Магацитлом.
Он их спасёт присутствием своим.
И многие, из видевших впервые,
к нему ползли, от радости хмельные,
чтоб прикоснуться. Плакали они:
«Теперь настанут радостные дни!
Мы не умрём. Сын Неба к нам спустился!
Он жизнь принёс. Теперь мы будем жить!
К нам Магацитл – спаситель наш явился!
Мы все должны его благодарить»…
Тела худые, в робе безобразной,
одной для всех, и плач, и зов неясный,
глаза и лица в отсветах костров,
обращены к нему. И он готов
что только можно, сделать для победы:
«Не дрейфь, ребята! Веселей гляди!
Захватим власть, закончатся все беды!
Добьём врага! Победа впереди!
Он меж костров ходил по всей округе,
внушал надежду, жавшимся в испуге:
«Такого нет закона, чтоб опять
безвинно продолжали вы страдать»!
Вернулся поздней ночью в Дом Совета.
Был голоден, продрог он и устал.
Там в зале сводчатом при ярком свете
десяток краснолицых увидал.
Они лежали на полу и спали.
Зеркальный пол, сиденья заплевали.
От хавры жёваной густых плевков
стал грязно-жёлтым золотистый пол.
Здесь на пустых жестянках от патронов
сидел и Гор и что-то там писал.
Хлеб и консервы в этом царстве сонном
валялись на столах. И Гусев стал
немедля есть, на край стола присевши,
хлебнул из фляжки, резко опустевшей,
неспешно руки вытер о штаны,
сказал: «А что? Неплохо для войны!
Но, где противник? Вот что знать мне надо!
Гор поднял покрасневшие глаза.
«Добиться не могу! Ведь были рядом!
Неужто поднялись на небеса?
На площади их сотни три валялось.
Куда ж пятнадцать тысяч подевалось?
Не меньше при осаде было их.
Сквозь землю провалились? Я ж не псих!
Я знал бы это. Наше дело скверно.
В любой момент проникнуть могут в тыл».
Гор произнёс: «Под землю – это верно.
Тускуб разгром своих предотвратил.
Правительство, часть войск и населенья
ушли под город, по его веленью.
Там лабиринты от царицы Магр.
В них вечный мрак, там холод и кошмар»!
Вскочил со стула Гусев: «Что ж молчите»?
Ответил Гор: «Нам некуда идти.
Тускуба задержать вы не спешите.
Он под землёй давно уже в пути».
Гор вытащил из-под одежды пачку,
как красной перец с виду, хавры жвачку,
засунул за щеку и стал жевать,
немало собираясь рассказать.
И вот, его глаза покрылись влагой,
разгладились морщины на лице.
«Подземные пещеры были благом,–
сказал он,– Панацея панацей!
Мы прежде электричества не знали,
не строили домов, не создавали
больших строений, чтоб удобно жить.
Ведь мы их не могли бы отопить.
И в стужи зимние всё населенье
с поверхности смывало, как волной.
Такое ежегодное явленье
обычным было каждою зимой.
Огромные пещеры и туннели,
укрытые от ветра и метелей,
подземным обогретые теплом,
был марсианам верный зимний дом.
В глубинах всей планеты повсеместно,
под горной цепью, под кольцом высот,
возникли города. Как мне известно,
по всей планете их число – пятьсот.
Пятьсот, живущих ныне. Сеть туннелей
от Соацеры, словно ожерелье,
ведёт к живым глубинным городам.
Не меньше мёртвых пребывают там.
И тянутся они под всей планетой.
Их верный план Тускуб, как жизнь хранит.
Лишь он один исчислил и изведал
царицы Магр подземный лабиринт.
Владыка двух миров, она желала,
чтоб жизнь на Марсе вечно продолжалась.
Заботилась о нас ещё тогда.
И строила под Марсом города.
Оружия бесчисленные склады
и гавани воздушных кораблей
там ныне под Тускуба зорким взглядом.
Он властелин всей вотчины своей.
А наши силы так несовершенны,
разбросаны и, скажем откровенно,
не очень-то пригодны для войны.
А за Тускуба армия страны,
а за Тускуба сельские владельцы –
плантаторы от хавровых полей,
и городские ловкие умельцы,
захапавшие хитростью своей
дома и все постройки городские,
и фабрики, и комплексы жилые.
когда лихие были времена,
когда пылала страшная война.
Тускуб нарочно возбудил восстанье,
чтоб раздавить нас раз и навсегда.
Есть у него заветное желанье –
не знать волнений больше никогда.–
У Гора на щеках возникли пятна.
Тепло от хавры стало и приятно.–
Тускуб и вероломен и умён.
Век Золотой открыть мечтает он –
последнюю эпоху жизни Марса.
В нём избранные будут обитать,
достойные блаженства, высшей расы..
На равенство живущих наплевать!
Недостижимо равенство. И счастье
бред опьяненных хаврой. Кто у власти,
тот счастья даст достойным полноту.
Всем прочим – тяжкий труд и нищету!
К машинам приковать, к станкам и в шахты.
Пусть скорби полнота, пусть грязь и мрак.
А у блаженных счастье – виллы, яхты.
В цветах и благовоньях каждый шаг.
Будь проклят мой отец и мать, за то, что
родился я на свет. И с ними тоже
будь проклят я! Зачем мне этот свет,
когда в нём ни добра, ни правды нет»!
А Гусев на него глядел и шибко
сухую папиросину жевал.
Потом сказал с недоброю улыбкой:
«Ну ты даёшь! Такого я не ждал»!
Сидел, согнувшись Гор, как старец древний.
«О, да, Сын Неба! Близок час последний.
Нам, детям Тумы, старым, как и я,
не разрешить загадку бытия.
Я видел вас в бою сегодня утром.
Веселье, радость пляшет вас огнём.
То бесшабашным были вы, то мудрым.
Таким опасность смерти нипочём!
Сынам Земли когда-нибудь удастся
загадку разрешить. И вам воздастся!
Не нам. Мы, дети Тумы, так стары.
Упущен час. Мы вышли из игры».
Поднялся Гусев: «Ладно. Час упущен,
но завтра, что хотите предпринять»?
«По телефону, ничего нет лучше,
с утра Тускуба нужно отыскать!
И об уступках с двух сторон с Тускубом
переговоры, честные сугубо,
начать и встречу подготовить здесь.
чтоб сохранить достоинство и честь»!
«Товарищ! Целый час вы чушь несёте!–
тираду эту Гусев перебил,–
Назавтра вы совет свой соберёте
и сделаете всё. как я просил:
Объявите по Марсу: «Нынче ночью
власть на планете перешла к рабочим»!
Я ж подберу надёжных молодцов,
чтоб каждый шёл на смерть без громких слов.
На полюса мы двинемся всем флотом.
Энергостанции захватим там.
А дальше повседневные заботы:
пошлю на Землю сотню телеграмм,
чтоб слали подкрепление скорое,
а то Тускуб висит на нашей шее.
В полгода аппараты соберут,
ну, а лететь тут несколько минут»…
Внезапно Гусев пошатнулся, стоя,
затем с размаха грохнулся на стол.
Весь дом дрожал. Вскочили с пола с воем
кто на полу приют себе нашёл.
С колонн и стен посыпалась лепнина.
И снова встряска. Будто рядом мина
запущенная кем-то взорвалась.
И дверь с петель с визжаньем сорвалась.
Раскатом низкий гром наполнил залу.
На площади стреляют. Крик шальной.
Все марсиане к двери кучей малой,
но вдруг назад отхлынули волной.
И раздались, дорогу уступая.
Глядят на Сына Неба обмирая.
Огромный в Дом Совета входит Лось.
Ему с трудом пробраться удалось.
«Весь город окружён,– сказал устало.–
И небосвод в огнях от кораблей.
Тускуб взрывает бедные кварталы.
Собрать нам силы нужно поскорей…