Алмазные поля – следы скитаний
кометы в бесконечной тишине.
В них аппарат с собой комета тянет
среди своих сверкающих камней.
Но возрастает скорость аппарата.
Ослабевают линии захвата.
В зенит яйцо уходит от полей.
И звёздное пространство всё ясней.
А голова неведомой кометы –
туманность золотистая и след –
поток метеоритов – связка эта
уносится всё дальше, и просвет
меж аппарата неприметным следом
и вечной траекторией кометы
всё шире, всё заметней и мощней.
Ушла комета, аппарат не с ней.
Навстречу солнцу унеслась комета
по безнадёжной выпуклой кривой,
чтоб солнце обогнув, в его отсветах,
нырнуть в пространство рыжей головой.
Почти невероятная надежда
в сердцах героев вспыхнула, как прежде.
Возврат на Землю снова светит им.
И жизнь опять вернулась, к ним двоим.
И от глазков теперь не отрываясь,
они вдвоём за космосом следят.
Яйцо летит, на солнце нагреваясь.
Внутри него жара туманит взгляд.
Пришлось одежду снять. Полунагие,
от жажды и жары едва живые,
они Сатурн увидели вдали,
и слёзы удержать едва смогли.
Переливались кольца многоцветно
и спутники кружили вкруг него.
Система солнца встретила приветно.
Теперь они родной отыщут дом!
Ведь аппарат был вышвырнут небрежно
огромной силой Марса центробежной
из солнечной системы. А теперь.
в неё опять вошёл, как входят в дверь.
Комета помогла – его втянула
и пронесла, свою являя власть.
И к солнцу на пути своём вернула.
И дальше по орбите унеслась.
Светящаяся линия во мраке.
Исчезла. И ни искорки, ни знака.
Но, что там? На мгновение ослеп:
Венеры Лось увидел яркий серп!
И тут же Гусев, до сих пор смотревший
в другой глазок с обратной стороны,
вдруг заорал, ужасно покрасневший:
«Она! С Луной! Здесь обе мне видны»!
Там, в чёрной тьме сиял, переливался
шар серебристо-синий. Он казался
таким желанным, близким и родным!
Горошиною жёлтой рядом с ним
Луна, такая яркая на небе!
Теперь и Лось к тому глазку приник.
И видит: аппарат в своём разбеге
летит немного в сторону от них.
Тогда он принял важное решенье.
И перешёл к ручному управленью.
Он горло аппарата отклонил,
направленность полёта изменив.
Удача! Всё прошло, как замышлялось.
И тёплый шарик перешёл в зенит.
Пространство, время то ползло, то мчалось
И взор манил Земли прекрасный вид.
И Гусев с Лосем к трубкам припадали,
то на полу средь одеял лежали
Хотелось пить. Но чёрная беда.
В резервуаре кончилась вода.
И в полузабытьи Лось вдруг увидел,
как шкуры, одеяла поднялись,
по стенам поползли, как он предвидел.
А полуголый Гусев вдруг завис
над головой его, к глазку прижавшись.
В нелепой этой позе оказавшись,
за грудь схватился он, слёз не тая,
всё бормотал: «Родная ты моя»!
Лось пробуждаясь, осознал движенье:
ведь аппарат повёрнут горлом вниз.
ведь он попал в земное притяженье!
Вот долгожданный, радостный сюрприз!
И он пополз немедля к реостатам.
Достичь их сразу было трудновато.
Но подлетел, включил, и страшный гром
в ответ потряс яйцо – их верный дом.
И Лось, прильнув к глазку, смотрел на Землю.
Во тьме висел огромный водный шар.
Вон голубые океаны дремлют,
там облаков летучих лёгкий пар
зелёный материк прикрыл собою.
И атмосфера лёгкой пеленою
объятьем нежным вкруг Земли парит,
всю жизнь земную бережно хранит.
Глядеть мешали слёзы. Набегали
невольно на глаза. Его душа,
исполнена любви, летела в дали,
к Земле, от нетерпения дрожа.
Навстречу родине людей прекрасной!
Незаменимой и любимой страстно!
Закрыл уже полнеба шар Земли.
Паденье тормозили, как могли.
Но всё же оболочка накалилась
и кожух из резины закипел,
обивка, что из кожи, задымилась –
свободному дыханию предел
И, задыхаясь, всей последней силой
рванулся Гусев, словно из могилы.
Он крышку люка резко повернул
и люк навстречу ветру распахнул.
И с воем в щель ворвался свежий ветер
струёй животворящей, ледяной.
И радостней всего на белом свете
был для героев тот привет земной!
Удар был сильным. Лопнула обшивка.
Яйцо вошло в песок озёрный зыбкий.
И вот, оставив след в бездонной мгле,
оно стоит на матушке Земле.
Был яркий полдень третьего июня.
Воскресный день от солнца полупьян.
Народ гулял и отдыхал бездумно
на озере великом Мичиган.
Вдруг в небесах, за тучкой белокрылой
мелькнуло что-то, яростно завыло,
весеннюю прорезав тишину.
И кто-то вспомнил в ужасе войну…
И часа не прошло, толпа людская,
бурля, у аппарата собралась.
Все горячо явленье обсуждали
Но вот толпа до крышки добралась.
Там «РСФСР» стоит и дата
убытия яйца из Петрограда.
Три с половиной года напролёт
прошли с тех пор, как начался полёт.
Когда из внутренности аппарата
раздались стоны, слабые, как вздох,
все в ужасе отринули обратно:
чужая жизнь застала их врасплох.
Полиция, врачи, корреспонденты,
кто нужен в эти важные моменты,
все здесь, у аппарата собрались,
открыли люк, на воздух извлекли
двух полуголых, крайне измождённых
изрядно покалеченных мужчин.
Худой, беловолосый, с виду сонный,
с лицом разбитым был из них один.
А у второго сломанные руки,
а на лице печать безумной муки.
Он беспрестанно жалобно стонал,
какого-то Тускуба проклинал.
В толпе раздались крики состраданья,
а вскоре их в больницу увезли.
Осталось лишь одно воспоминанье
о тех, кого сегодня здесь нашли….
О счастье за окошком пела птица:
о синем небе, солнечном луче…
Лось слушал недвижим. Не мог забыться.
Он слышал эту трель в своей душе.
И слёзы по лицу его катились.
Хрустальный этот голос помнит он.
Минуты счастья бесконечно длились.
Когда и где он видел дивный сон?
А за окном с полуоткрытой шторой,
слегка надутой свежим ветерком,
навстречу лету пели птичьи хоры.
Вот прогремел вдали весёлый гром.
Неспешно поднималось из-за леса
большое облако, от солнышка завеса.
Запахло свежестью, грибным дождём,
И море счастья было в мире том.
И чьё-то сердце очень тосковало
по шумным ливням, травам и лесам,
по добрым и весёлым великанам,
бродящим меж деревьев по холмам.
Он вспомнил: так же в солнечное утро,
не на Земле, он помнит это смутно,
там пела птица о прекрасных снах –
снах Аэлиты… Но была ль она?
А может быть, пригрезилась? Виденье?
О, нет! Своим хрустальным язычком
щебечет птица, что была не тенью
та женщина в далёком мире том!
Что некогда она, голубовата,
как сумерки в печальный час заката,
с её прекрасным, худеньким лицом,
с её певучим, странным языком
однажды ночью у костра сидела
и песню древнюю о радости любви
играла и ему тихонько пела.
В душе запечатлён её мотив.
Вот почему из глаз запавших Лося
бежит слеза, покоя не приносит.
Ведь песня птицы – о желанной, той,
что далеко за звёздной пустотой.
И о мечтателе седом и старом,
недавно облетевшем небеса.
Пой, птица, пой. Твой голосок – подарок,
творящий в верном сердце чудеса.
А ветерок надул сильнее штору,
и нижний край её плеснул задорно.
А вместе с ветром в комнату вошли
и ароматы влаги и земли…
В одно такое утро появился
в больнице мистер Скайльз – корреспондент.
Пожал он Лосю руку, поклонился:
«Я счастлив видеть вас в такой момент»!
К постели Лося табурет придвинул,
уселся, на затылок шляпу сдвинул:
«Мир ждёт от вас заметок путевых.
Вы тысячи получите за них!
Я вижу, старина, пришлось вам туго.
За этот рейс вас сильно подвело.
У вашего я был в палате друга:
смеётся, говорит, что повезло,
хоть руки в гипсе, сломанная челюсть.
Большой он молодец, сказать осмелюсь!
Его жене я телеграмму дал,
ещё пять тысяч долларов послал.
Моя газета ждёт заметок ваших.
Но вам теперь работа предстоит!
Ваш аппарат, стремительно упавший,
изрядной доработке подлежит.
Ведь, чёрт возьми, прошло четыре года
с тех пор, как при стечении народа
вы бурно стартовали от Земли
и с дальних звёзд вернуться вновь смогли!
Вам, старина, советую немедля
хорошего взять рюмку коньяку.
Вернуть вас к жизни это не замедлит!
Разгонит все печали и тоску»!
Скайльс весело болтал, глядел беспечно:
«Пора на свет. Не вам скрываться вечно»!
Лось руку протянул ему тогда:
«Вы правы, Скайльс, а горе – не беда»!