Сорок седьмая улица – спасенье.
Мы с Джулией бежим по мостовой.
Таращиться на нас без исключенья
все люди и проходят стороной.
Отель «Виндзор». От стенки отделился
какой-то человек. Он устремился
наперерез. Рукою машет «Стой»!
Кулак я поднял: «Встретишься со мной,
в отчаянье всю рожу раскровавлю,
на мостовую гадину отправлю»!
Как вкопанный тут шпик остановился,
а нас лишь только взглядом провожал.
Мы перешли на шаг. Я убедился,
что больше нам никто не угрожал.
Ни Бернса, ни сержанта, ни шпионов.
Мэдисон-сквер, у перекрестка конка.
Я Джулию в вагончик подсадил,
Сам на ходу за нею вслед вскочил.
Я заплатил. Мы на скамью уселись
и дух перевели, и огляделись.
Внимания на нас не обратили.
Здесь никому до нас и дела нет.
На улицу глазели, выходили,
входили без особенных примет.
К Сорок второй подъехали и видим:
два полицейских в натуральном виде
посередине улицы стоят.
Один был низкорослый из ребят,
другой же долговязый. Оба с грузом:
шинели оттопырены на пузах.
Вот длинный фараон в окошко глянул,
снял шлем, затем в него он заглянул.
Мы поравнялись с ним. Сперва отпрянул
я от окна, но вновь к нему прильнул..
Хотел увидеть, что он «изучает».
И вижу там…Такого не бывает!
А в шлеме у него, на самом дне
изображение моё! И видно мне
с ним рядом Джулии портрет знакомый,
недавно снятый в полицейском доме!
Вот это Бернс! Его оперативность
могла бы стать примером и у нас!
Полиции невиданна активность!
Не скроешься от полицейских глаз.
Портреты наши срочно раздавали
ещё тогда, когда ответ держали
мы в доме у Кармоди. Дан приказ
нас задержать ещё в тот ранний час.
когда в Кармоди нас везли обитель,
а он побег и поиски предвидел!
Поймавшему, конечно, обещали
по службе продвижение и кэш.
Меня с ним лишь окошки разделяли:
вагончик неоправданных надежд!
Узнав меня, он страшно испугался.
За жизнь свою наверно опасался.
Должно быть, рассказали про меня,
что я страшней пожара и огня!
Пока с напарником он сговорился,
наш экипаж изрядно укатился.
Но вот они, собравшись, побежали
за конкой вслед. Так, метрах в десяти.
И оба животы свои держали,
дабы не растрясти их на пути.
Старинная комедия! Потеха!
Но в этот раз мне было не до смеха.
Они ведь настоящие сейчас.
Поймают, и тюрьма Синг-Синг для нас!
Осталось до вокзала Грэнд-сентрала
не больше, чем каких-то полквартала.
Там остановка. Нас они догонят
Я, не спеша с сиденья соскользнул,
коснулся, молча Джулии ладони
и за собой на выход потянул.
Там станция надземки над дорогой –
с двухскатной крышей дом висит убогий.
Две лестницы ведут к нему наверх.
«Туда и вниз. Тогда уйдём от тех,–
мелькнула мысль.– За мной! Не отставайте!–
шепнул я Джулии,– Соскочим. Улыбайтесь»!
Кивнула Джулия и стала улыбаться,
как будто я остроту отпустил.
Движенье конки стало замедляться.
И тут момент для бегства наступил.
Мы спрыгнули и быстро пробежали
под мордой лошадей. Там нас не ждали.
Метнулись вверх по лестнице туда,
где на вокзал приходят поезда.
Внимания на нас не обращали.
Спешащих у вокзала повидали.
И даже уступали нам дорогу.
Но сзади оказался фараон.
Махал руками, поднимал тревогу.
У лестницы внизу болтался он.
Пока кассир нам отрывал билеты,
мне Джулия шепнула: «Как вам это»?
И я увидел: милый паровозик
один вагон как раз в тупик завозит.
«Скорей в вагон!– диктует искушенье.–
Но нет, туда нельзя,– спустя мгновенье,
подумал я.– Ведь оба полицейских
вошли в вагон бы тотчас с двух концов.
И мы в ловушке. Опыт мой житейский,
конечно, не обитель мудрецов,
но всё же, кое в чём помочь мне может,
когда надежды нет, что бог поможет.
А над платформой за моей спиной
шлем появился вместе с головой.
Мы вдоль вагона к лестнице помчались
Щелчок! И в западне мы оказались.
Закрылась дверь, ведущая к площадке.
На лестнице короткий фараон.
Ну, всё! Мы проиграли в этой схватке.
Путь к бегству вниз для нас отрезал он.
Игрушечный тут свистнул паровозик –
на главный путь пустой вагон увозит.
Мы ахнули. Ведь дальше не пройдём,
а мы сейчас могли бы ехать в нём!
А паровозик скорость набирает.
Кондуктор дверцу с треском закрывает.
А первый из блюстителей порядка
на нас несётся, держит шлем рукой.
До нас пятнадцать метров без остатка.
И вскоре появляется второй…
Я не из тех, скажу вам откровенно,
кто, верно, может принимать мгновенно
решение, составить точный план.
Но в этот раз, я был, пожалуй, прав!
Я Джулию за талию хватаю
и над вагонной дверцей поднимаю.
Её поставил в тамбур, развернулся,
к кабине паровоза полетел.
От фараона, к счастью, увернулся.
Мою лишь спину он слегка задел.
В кабине – поворот, ладонь наружу.
Ура, успех! А ведь могло быть хуже.
И здесь я оказался молодцом:
в ладонь мою ударился лицом
и тормознул короткий полицейский,
изрядно перетрусив по-житейски.
И поезд чух-чух-чух, и за пределы
платформы станционной укатил.
А машинисту до меня нет дела:
спиной ко мне за чем-то там следил.
За грохотом, шипеньем паровоза
не чуял ни привета, ни угрозы.
Через минуту поезд тихо въехал
В щель меж двумя платформами. Потеха!
В другом конце перрона мы сейчас!
Я из кабины выскочил тотчас.
Промчался вдоль состава по вокзалу.
Настиг остановившийся вагон.
На прежнем месте Джулия стояла.
За ней стоял кондуктор. Начал он
ворчать не злобно: «Что вы тут творите!?
Вы так, как раз, под поезд угодите»!
Я скромно промолчал. Билеты сдал.
Компостер свой он не спеша достал.
Пробил билеты нам поочерёдно.
И лишь тогда дал Джулии свободу.
Итак, от пары копов оторвавшись,
мы снова предоставлены себе.
С опасностью недавней распрощавшись,
по улице идём к своей судьбе.
А вон, неподалёку, страж закона
прошёл к углу, и снова неуклонно
идёт назад, почти, что прямо к нам.
Поглядывает на мужчин и дам.
«Неужто, Бернса доброю заботой,
и у него под шлемом наши фото?–
спросила Джулия. «Вполне возможно,–
я прошептал.– Пройдём-ка стороной.
Идём по-деловому, осторожно…
Гляди-ка, чем он занят! Деловой»!
А полицейский резво, без заминки
жонглировал теперь своей дубинкой.
Своё искусство тупо шлифовал
и никого вокруг не замечал.
По Третьей авеню пошли мы дальше.
«Плохи дела,– я вслух подумал,– наши.
Ведь очень скоро будут эти фото
у всех ищеек, шпиков на руках.
И весь Манхеттен Бернсовой заботой,
чтоб изловить нас, ныне на ногах.
Не зря Кармоди обещал награду.
За нашу гибель даст он «сколько надо»!
Пусть Бернс подлец, но хитрый человек.
Просчитан верно, этот наш «побег».
Он в случае суда, воспринят будет,
как доказательство вины для судей…
Пешком идти нам далее опасно.
Ещё квартал - другой, и нас возьмут.
Надежда на спасение напрасна.
За час, за два, за несколько минут
нас обнаружат, окружат и схватят.
А времени до вечера им хватит.
«Извозчика бы взять,– в уме поплыло,–
Покой, уют, как это было б мило»!
Но Бернс, проклятый, всё предусмотрел
и наши деньги отобрать успел.
У Джулии лишь в Бруклине подруга,
но до неё уж очень далеко.
И до моста брести полдня по кругу,
что Джулии, как вижу, нелегко.
Паром, быть может? Но и там охота.
Нас, как котят зацапают в два счёта.
О, позвонить! А где тут телефон?
Ну, чёрт! Ведь он же не изобретён!
Посыльного послать? Контора рядом.
Но, только дом под неусыпным взглядом.
И мальчик, что отправится обратно,
полицию к нам прямо приведёт.
«О, господи, могли бы мы приятно
в кино побыть, покуда ночь придёт»…
«Кино?..– спросила Джулия. «Да, что я?
Творится нечто странное со мною!
И если тотчас не остановлюсь,
то вскоре окончательно рехнусь»!
«Всё, Джулия, я выдавил натужно,–
расстаться до темна нам очень нужно.
Они сейчас двоих повсюду ищут.
Не станем им задачу облегчать.
Они, конечно, и у дома рыщут,
но постараюсь невидимкой стать
и в дом проникнуть, чтобы взять там деньги.
Надеюсь, ночью там их не шеренги,
и мне тогда пройти удастся в дом
и выбраться на улицу тайком.
А через два часа в Мэдисон-сквере
мы встретимся. В успехе не уверен,
но этот шанс использовать я должен.
Пойдёте по аллее через сквер.
Я вас увижу. Если, что возможно,
меня не будет в сквере, например,
вы через полчаса пройдите снова.
Но, если и тогда… ведь жизнь сурова,
я в сквер не попаду, тогда беда.
Не возвращайтесь более сюда.
Тогда мы с вами оба в чёрной яме,
и вы спасайтесь, как-нибудь уж сами.
Она ещё ответить не успела,
когда в стекло витринное взглянув,
заметил, как поспешно, но умело,
за нами вслед типичный шпик нырнул.
Он был в пальто и котелке «ля Дерби».
На миг застыл у магазинной двери,
Затем на цыпочках за нами вслед.
Без встречи с ним для нас дороги нет!
«Бегите, Джулия! Скорей, бегите!
За угол. Так себя вы сохраните!–
шепнул я. Джулия не колебалась.
И побежала, юбки подобрав.
А мне сейчас одно лишь оставалось.
Я, всю свою решительность собрав,
На мостовую вышел под опоры
надземки старой. Подбежит он скоро.
Гляжу, его за Джулией несёт,
но вдруг остановился. Поворот.
И на меня. Но я не мешкал. Споро
укрылся за чугунную опору.
Он подбежал к столбу, остановился.
По сторонам столба секунды две.
держались мы. Затем он наклонился
и бросился, как бешеный, ко мне.
Я отступил тот час же от опоры
и наутёк. Развил большую скорость.
Его сопенье слышу за спиной.
Сейчас он поравняется со мной.
И тут я принял снова без сомненья
единственно реальное решенье.
Мальчишкой в регби я играл немного.
И незнакомый для него приём
я применил, ему нырнувши в ноги.
Он пролетел, как рыбка в водоём!
По мостовой проехался на брюхе.
На этот раз пришлось бедняге туго.
А я вскочил, помчался со всех ног.
Теперь бы он догнать меня не смог.
А он и не пытался. Оглянувшись,
Я вижу, как к карману потянувшись
блестящий пистолет он вынимает
и начинает целиться в меня.
Метнулся вбок, а чёртов шпик стреляет!
На улице палит средь бела дня!
Все замерли вокруг на тротуарах.
В опору загремел его подарок,
Отрикошетил. Целит он опять.
Стремлюсь скорей за угол забежать.
Успеть свернуть – спасения основа.
А шпик вдогонку мне стреляет снова!
Остановить меня никто не попытался.
Я на бегу проверил: вроде цел.
А шпик на Третьей авеню остался
С оружием своим он не у дел.
Бегом и шагом до Второй добравшись,
я огляделся, с силами собравшись,
пошёл на Юг. Шпионов, вроде, нет.
На время затеряется мой след.
Ведь нет у них покуда телефонов,
Одни мальчишки в роли почтальонов.
Я прошагал квартала три – четыре.
В салуне кружку пива заказал.
Я был один, без денег в этом мире.
И, если честно, здорово устал.
Торчал минут семь-восемь в туалете,
чтоб время протянуть вдали от света.
Вернувшись в зал, хлебнул глоток-другой.
Глядь, стол с едой, а у него толпой
закуски для себя берут мужчины.
Я тоже бутерброд умял ветчинный,
крутые яйца, огурец солёный,
а, уходя, ещё пришёл к столу
взял яйца, сыр и огурец зелёный,
и всё в карман засунул под полу.
Когда я до Грэмерси-парк добрался
Уже стемнело. Трудный день скончался.
Меж тусклых фонарей я стал в тени.
Гляжу на окна дома. Как они?
Из окон лился мягкий свет приветный.
Прошёл в гостиной Феликс Грир с газетой.
На верхнем этаже свет погасили.
И сквозь листву и ветви в тот же миг
глаза мои движенье уловили:
у дома полицейский, в парке – шпик.
Проходит полицейский вдоль фасада:
до парковой ограды и обратно.
Минуты две свободен к дому путь.
Но, если б я отчаялся рискнуть –
воспользоваться этим промежутком,
то шпик, за входом наблюдавший чутко,
сигнал тотчас бы подал фараону
и оба подбежали бы ко мне...
Да, Бернс переиграл меня законно!
Я постоял минуту в тишине
и задом отступил к аллее парка,
и прочь прошёл на улицу под аркой.
В Мэдисон-сквер. Он здесь недалеко.
Да, вляпались в беду мы глубоко.
Что делать, как вести себя не знаю.
Ведь рано или поздно, нас поймают.
И, если только Джулию не брошу
на произвол судьбы и не уйду,
загнать в тупик, арестовать нас может
инспектор Бернс. А с ней я пропаду.
Покинуть Джулию? Да невозможно!
Сам не пойму себя, ведь всё так сложно,..
Когда она мне стала дорога
настолько, что в объятия врага
готов идти я с девушкой чудесной,
остаться с ней, храня тепло и верность?
Ещё на Пятой я её заметил,
когда она вошла в Мэдисон-сквер.
Она идёт в фонарном жёлтом свете.
Её походка – выдержки пример.
Легко, свободно, целеустремлённо
в вечерний этот час вполне законно
мисс Шарбонно проходит парк ночной.
В её фигуре твёрдость и покой.
Она мне улыбнулась с облегченьем.
Развеялись возможные сомненья.
Мы в сквер вошли, как будто точно знали,
куда идём. Я всё ей рассказал.
Что плохо дело оба понимали.
Ведь я, увы, ни цента не достал.
А Джулия на миг глаза прикрыла.
«Что с вами»? «Я устала. Нет уж силы…
Ходить я больше просто не могу».
Не пожелаешь худшего врагу.
Когда расстались мы, она послала
записку с мальчиком. И написала,
что всё в порядке. Просто уезжает
из города. Всё объяснит потом.
«Пусть тётушка моя хотя бы знает,
что я жива, не мысля об ином».
Мы шли. Держал я Джулию под руку.
Вдруг резко вздрогнула моя подруга.
Два полицейских двигались на нас.
Пересекали улицу как раз.
Мы прямо на ходу остановились
И снова на аллею воротились.
Лишь только на одно мы уповали,
чтоб нас не обнаружили они.
Какой был в этом смысл, не представляли.
Но оставаясь временно в тени,
оттягивали миг, когда поймают.
Нам не уйти. Они-то дело знают.
На выходе из сквера – снова он –
Ещё один дежурный фараон.
Он к нам спиной стоит. О чём-то грезит.
Но только этот путь для нас отрезан.
На поперечную аллею сходу
свернули мы, подальше от греха.
Идём ночной дорогой, как по броду.
Усталость наша очень велика.
«Всё, Сай. Я здесь должна остановиться,–
сказала Джулия,– И затаится
тут, на скамье. А вы идите прочь.
Усталость я не в силах превозмочь.
Потом вернётесь. Может быть я чудом
на этом месте ранним утром буду»…
Я головой затряс и энергично
её силком в аллею потащил.
Мне что-то показалось необычным,
Как будто здесь совсем недавно был.
Но вот аллея стала изгибаться.
И тут я понял, где мы оказались.
Увидел и узнал издалека:
на фоне неба с факелом рука.
Огромная под звёздным небосводом,
та самая, от статуи Свободы.
По лестнице витой мы до площадки
вскарабкались в полночный этот час.
Здесь до утра мы поиграем в прятки.
А утром… утро будет не для нас.
Мы на ступеньку рядышком уселись.
Тут ветра нет. Помалу мы согрелись.
Литой оградой мир от нас отбит,
Нам с высоты ночной открылся вид
Огни на Пятой редких экипажей…
Сидим. Молчим. Не шевелимся даже.
Бернс загонял нас до изнеможенья.
Надеемся, что здесь нас не найдут.
Какая радость тихо без движенья
сидеть спокойно несколько минут.
А на лице у Джулии улыбка.
Всмотрелся я: не может быть ошибки!
«Как хорошо!– шепнула.– Красота!
Не двигаться – сбылась моя мечта.
Перекусить бы что-нибудь, пожалуй,
для полноты эмоций не хватает…
Я улыбнулся. Тут же из кармана
достал слегка помятый бутерброд
и яйца, и огурчик без изъяна.
Она шепнула: «Вот так поворот»!
Со мною предложила поделиться.
Я отказался. Дал ей насладиться.
Всё про салун случайный рассказал
и всё доесть до крошки приказал.
Мы в статуе на лестнице сидели.
Часы ночные медленно летели.
Друг к другу на ступеньке мы прижались.
На третьей сверху. Под оградой щель.
Там тёмный город. В глубине качались
малютки-огоньки. А мы теперь
защищены от ветра. Нам уютно.
Тревожится не нужно поминутно.
Двумя руками Джулию обвил,
а голову на грудь свою склонил
Она вздохнула и уснула сразу.
А я не спал. Всё в щель смотрел вполглаза.
Потом уснул и я. Мы просыпались
от холода. Вставали пару раз.
Ходили по площадке, разминались.
И снова возвращались в тёмный лаз.
И вот опять прижались мы друг к другу.
Я обнял и согрел мою подругу.
Усталость, как и прежде, ощущал.
Но было легче. Всё же я поспал.
Однако вновь на лестнице железной
уснуть пытаться было бесполезно.
Мне Джулия шепнула: «Вы не спите»?
Кивнул, что нет. «И я уже не сплю».
И вдруг, уж понимайте, как хотите,
рассказывать я стал про жизнь мою.
Кто я такой, откуда появился,
как в доме тёти Ады очутился.
Зачем решил я это рассказать?
Казалось, что она должна узнать…
Обыденно звучит за словом слово
про Дансигера, Рюба и Россофа.
Я ровным полушёпотом неспешно
ей прямо в ухо говорил подряд
про всё, что пережил: и как успешно
попал впервые в старый зимний сад,
как с Мартином готовился к походу,
как проживал и привыкал в «Дакоте»,
какой проект я представляю тут,
как люди в моём времени живут…
Она головку дважды поднимала
и взглядом в темноте меня пытала,
в моих руках откидывалась снова…
О чём, не знаю, думала она.
Что делать? Я нарушил все основы –
секретный смысл проекта я попрал.
Однако ни на миг не сомневался,
что всё в порядке и не зря старался.
Что скажет Джулия, теперь осталось ждать.
Мне больше было нечего сказать.
Она вздохнула, а потом сказала:
«Спасибо, Сай! Я прежде не встречала
таких мужчин. На свете очень мало
внимательных, заботливых таких!
Подобного я в жизни не читала
и не слыхала прежде от других.
Вы на бумаге это запишите
и вашими рисунками снабдите
Уверена, что «Харперс уикли» враз
вам на изданье сделает заказ!
Ну, а сейчас в тиши перед дорогой
могла бы я поспать ещё немного».
«Ну, ладно,– я подумал, усмехнувшись.–
Она решила, видно, что рассказ
придумал я, от холода проснувшись,
чтоб ободрить, развлечь её на час».
А через пять минут уснул я тоже
глубоким сном, на обморок похожим.
Когда очнулся, понял – ночь прошла.
Дневные начинаются дела.
А новый день, который скоро грянет,
мы вряд ли до конца теперь дотянем.
Без остановки мы должны ходить,
пока совсем усталость не сразит.
Изрядно ослабеем постепенно.
И нас тогда поймают, несомненно.
Не лучше ли с повинной к ним явиться?–
Тогда ходить не нужно и тепло…
Но с этим мы не станем торопиться.
Не может быть, чтоб нам не повезло!
Светлее становилось. На площадке
я различил литой узор оградки.
И удивился про себя: беда
нас привела по городу сюда!
Я повторял себе: «Невероятно,
что мы сюда попали безоглядно!
Ведь это факел статуи Свободы!
И мы внутри на лесенке сидим!
Пусть над Нью-Йорком пролетели годы,
но славный факел цел и невредим!
И в тот же миг меня и озарило:
«Ведь я смогу! За мной проекта сила»!
Я Джулию в объятьях сжал сильней.
Всем существом своим я слился с ней,
И, как учили, стал освобождаться
и от эпохи этой удаляться.
Оскар Россоф учил меня недаром:
двадцатый век в сознанье оживал.
И затопил его сияющим пожаром.
И я сказал себе: «Желанный миг настал!
Мы оба там. И Джулия со мною»!
Непроизвольно я прижал рукою
её с такою силой, что она
глаза открыла, пьяные со сна:
«Мы где?.. Ах, да… – и грустно улыбнулась.
И тут же окончательно проснулась.
Я отпустил её и медленно поднялся.
Затёкшие стал ноги разминать.
Поднялась и она. Я постарался
до времени открытье придержать.
Мы вышли на площадку для обзора.
Светало, но рассвет ещё не скоро.
Вокруг ещё не видно ничего.
Но тотчас мы услышали его…
«Прибой?– спросила Джулия,– Откуда?
О, Сай! Прибой! Я слышу! Что за чудо!?
И запах моря! Что случилось с нами»?
Мне страшно. Очень страшно, Сай»?
Я повернулся к ней с двумя словами:
«Мы спасены»! Итак, сэр Бернс, прощай!
Я нежно обнял Джулию за плечи
и рассказал, что все ночные речи
не вымысел, а правда. Это жизнь,
и мы в двадцатый век перенеслись.
Мне Джулия в глаза тогда взглянула
и поняла, что я не лгу. Вздохнула.
И тут мне в грудь лицом своим уткнулась:
«Сай, я боюсь! Я не могу взглянуть»!
Заря над морем розово проснулась,
потокам света, пролагая путь.
На гребнях волн барашки заплясали,
До горизонта осветились дали.
Головку Джулии за подбородок
я поднял. Был решителен, но кроток,
и повернул глазами на восток.
«Теперь глядите. Сделал всё, что смог»!
Там, далеко внизу, плескались волны.
Она, едва дыша, смотрела вниз,
затем на факел взором изумлённым –
металл в зелёной патине, карниз…
На бухту снова взгляд переводила
и до неё неспешно доходило
всё то, что ныне с ней произошло,
куда её чудесно занесло.
И личико её белее мела,
и у щеки дрожит рука не смело.
Но понемногу, вроде, оправлялась.
Во все глаза смотрела на залив.
К ней на лицо улыбка возвращалась,
и щёки обретали цвет зари.
А солнце там, вдали за океаном,
явило миру край свой золотой.
Оно теперь над бухтой поднималось,
заслуженный закончив отдых свой.
А я, за руку взяв свою отраду,
повёл её по кругу, вдоль ограды.
На западную сторону прошли.
Манхеттен перед ней через залив.
И Джулия глядит оцепенело
на новый мир, на эту быль и небыль…
На сонмище гигантских небоскрёбов
на южной части острова толпой,
сияние под солнцем тысяч окон,
на остров незнакомый, но родной…