Елисей предсказывает конец осады Самарии; Четверо прокажённых из Самарии пошли в стан Сирийский за хлебом и нашли, что Сирийцы ночью убежали; Прокажённые сообщают об этом у ворот города, но царь опасается, что это военная хитрость; Разведка подтверждает сообщение; Полный достаток в Самарии, все слова Елисея исполнились.
Промолвил Елисей: «Господне слово
послушайте. Звучит оно для вас.
Так говорит Господь: «Наутро снова
уйдёт беда, настанет мирный час!
И у ворот Самарии к полудню
по сиклю меру продадут муки.
Ячмень – за сикль две меры. Будет людно.
Пройдёт година горя и тоски!
Развеются враги, как страшный сон,
в который город ваш был погружён»!
Пророку царский отвечал вельможа,
один из самых главных у царя:
«Такое сделать и Господь не может!
зачем ты весь народ смущаешь зря»?
«Глаза твои, – пророк ему ответил, –
увидят это, но не будешь есть.
Никто не знает час внезапной смерти.
Особо те, кому не чужда спесь.
Неверье в силу Господа – беда!
Господне слово верно навсегда»!
Четыре человека прокажённых
в тот вечер находились у ворот.1
И думали в тревоге полусонной,
что делать им, когда придёт восход:
«Стучать, проситься в город осаждённый?
Но там ведь голод. В городе умрём.
А здесь сидеть, дрожать в ночи бездонной?
И здесь мы до утра не доживём.
А не пойти ли нам в Сирийский стан
и хлеба попросить у Сириян?
Оставят жить? Мы станем жить, как прежде.
А, если умертвят, тогда умрём»!
И встали и пошли в ночи кромешной,
печально рассуждая о своём.
У края стана нет ни человека.
«Неужто поснимали часовых?
Никто такого не слыхал от века,
чтоб стан не охранялся от чужих»!
Заходят в стан, а в стане тишина,
ни звука, словно кончилась война.
Безлюдный стан открылся прокажённым.
Покинуты шатры, оружье, скот.
Убогим, той картиной пораженным,
теперь насущных дел невпроворот!
А было так: Господь навёл Сирийцам
стук колесниц и ржание коней.
Они решили: здесь должно явиться
большое войско нескольких царей.
И жуткий страх сковал Сирийский стан,
и побежали толпы Сириян.
Им стало ясно, что Израильтяне
Хеттейских и Египетских царей
на бой кровавый с Сирией подняли
и всех погубят силою своей. 2
А прокажённые в шатрах сирийцев ели
и пили, и тащили всё подряд.
И серебро и золото сумели
припрятать так, чтоб посторонний взгляд
их не приметил и не отыскал
и, чтоб никто о кладе не узнал.
Потом они друг с другом говорили.
И порешили: делаем не так!
И зря мы горожанам не открыли,
что отступил от них коварный враг.
Ведь утром город всё равно узнает,
и обвинят нас, что сокрыли мы
от горожан, что люто голодают,
уход Сирийцев под покровом тьмы.
Покуда не взошла ещё заря,
пойдём к воротам, известим царя!
Они пошли, привратников призвали
и рассказали про Сирийский стан.
Что в стане ни души не повстречали,
когда сейчас, в ночи бродили там.
Что брошены шатры, ослы и кони,
и колесницы выстроены в ряд.
Что все бежали, словно от погони,
спросонья в страхе, спешно, в чём стоят.
И эта весть о дивном бегстве том,
доставлена немедля в царский дом.
И ночью царь сказал своим вельможам:
«Хотят Сирийцы нас перехитрить.
Здесь есть подвох, и чувствую я кожей –
они ушли, чтоб в стан свой заманить
голодных горожан. Затем обратно
вернуться в лагерь, совершат налёт,
и от атаки дерзкой и внезапной
уже никто от рук их не уйдёт.
Они же в город вторгнутся пустой.
Его захватят хитростью простой»!
Тогда один из царских приближённых
осмелился царю подать совет:
«Пять воинов у нас осталось конных
из ополчения. Других уж нет.
Пошлём их, пусть посмотрят стан Сирийский.
И, если правда, то, что говорят,
они увидят и поймут. Ведь в жизни
важнее слов бывает острый взгляд».
Согласен царь. И вот приказ им дан
разведать всё о бегстве Сириян.
Две колесницы и коней по паре
с утра пораньше в каждую впрягли.
В разведку по приказу государя
они вослед Сирийцам понеслись.
Промеж шатров покинутого стана,
по каменистым тропам и путям,
и дальше, к побережью Иордана
печальный вид открылся их глазам:
раскидана одежда, вещи, снедь.
Бежало войско – только бы успеть!
И посланные в город возвратились
и донесли царю – Сирийцев нет!
А люди в стан Сирийский устремились,
и от него остался только след.
И у ворот Самарии к полудню
по сиклю меру продают муки.
Ячмень – за сикль две меры. Очень людно.
Прошла година горя и тоски!
Развеялись враги, как страшный сон,
в который город их был погружён!
И первого сановника поставил
царь, чтоб стоял у городских ворот,
чтоб соблюдать порядок всех заставил.
Но там и растоптал его народ.
Ведь на слова пророка сей вельможа,
сказал ему в присутствии царя:
«Такое сделать и Господь не может!
зачем ты весь народ смущаешь зря»?
Пророк ответил: «Получил я весть:
увидишь это, но не будешь есть»!
Так и сбылось с ним за его неверье:
увидел ликованье у ворот,
и там его с его высокомерьем,
в толпе бездонной растоптал народ.
********************************
1.Возможно, за стеной города у этих прокаженных были какие-то лачуги, и они сидели недалеко от ворот. Как известно, прокаженные в Израиле считались отверженными, контактов с ними избегали. Эти четверо верно рассудили, что и в городе и за стенами его их ожидает верная смерть от голода. Не лучше ли пойти им в стан Сирийский? Может быть, там им дадут поесть? А убьют, так убьют.
2.Автор объясняет причину, по которой сирийцы бежали: Господь поразил их массовой слуховой галлюцинацией: со всех сторон стал им слышаться стук колесниц и ржание коней, характерный шум, производимый большим войском. И решили они, что Иорам нанял против них хеттеев (которые пришли в Палестину с территории, теперь называемой Турцией; в то время на севере Палестины жило сильное племя их; жили они отдельными этническими "вкраплениями" и на сирийской земле) и египтян. И вот в сумерки воины Венадада побежали на восток, в Сирию, спасая себя, и, бросив шатры свои со всем, что в них было, и коней и ослов.